Спрут
Можно подумать, что политические карикатуристы ненавидят осьминогов. Внеидеологично и вневременно. Спрут – один из самых навязчивых тропов визуальной пропаганды за всё время ее жизни в привычном нам виде, спрутами в разные эпохи успели побывать примерно все резиденты мировой политической арены. Но спрутофобия агит-пропа – рациональна, небезосновательна и укоренена в мифологических началах сознания. Разбираемся.
Впервые (вероятнее всего) осьминоги выползают в пространство политического в 1870 году. Тогда в Нидерландах печатается т.н. «Юмористическая военная карта» (J.J. Brederode). На месте Российской империи здесь изображен недружелюбного вида терракотовый спрут, «сгребающий» всеми восемью конечностями сопредельные государства в свою зону влияния. Запомните эту композицию.
Её долгий звездный час начинается в 1877 году, когда будет опубликована «Осьминожья карта» британского карикатуриста Фредерика Роуза, её вы наверняка хоть раз да видели. Здесь осьминогом снова становится Россия. Глаза её бездушные и мутные – Петербург и Москва, щупальца оглаживают континентальный фронтир и тянутся к Турции.
Формальный повод для выхода карты – русско-турецкий конфликт 1877-1878 годов, по итогу которого Россия частично восстанавливает поубавившийся после Крымской войны авторитет в Причерноморье и на Балканах. Отношение верхов Европы к усилению русских понять несложно, но карикатура – в первую очередь инструмент воздействия на массы. А инструмент должен быть адаптивен. Не меньше нашего это понимал в своё время и карикатурист Роуз, поэтому одновременно с «Осьминожьей картой» он рисует еще одну, куда менее растиражированную. Несложно понять, почему.
На карте, названной «Мститель» («Avenger»), зооморфных образов практически нет. В центре композиции – по-прежнему Россия, но изображена она здесь уже далеко не головоногим архизлом, совсем наоборот. Крылатый воитель с лицом Александра II гвоздит турецкого оппонента карающим мечом во имя защиты балканских народов.
Лондонский букинист и исследователь, автор книги «История ХХ века в 100 картах» Тим Брайарс обращает внимание, что образ этот по замыслу самого Роуза – «аллегория Прогресса». Оптика по сегодняшним меркам (да и не только по сегодняшним) – на первый взгляд, фантастическая, но по сути своей – показывает, что прозорливые люди всегда предусматривают запасной вариант. На случай завихрений общественного мнения.
После выхода «Осьминожьей карты» Фредерик Роуз становится трендсеттером от мира картографической пропаганды. Современный британский исследователь и специалист в антикварных картах Родерик Бэррон называет метафору спрута «международно признанным визуальным пропагандистским тропом» (2016).
Во время закручивания масштабных международных конфликтов, повсеместного передела границ и сфер влияния в мире спрос на карты естественным образом растет. Карта – репрезентация желаемой (и подлежащей распространению) картины мира. Другой вопрос, кем желаемой и насколько достоверной. Даже простая географическая карта, без «зверинца», по умолчанию несет в себе немало допущений – вспомнить те же искажения пропорций на проекции Меркатора.
Когда же карты начинают делать не столько ради навигации, сколько ради агитации, возникает целое отдельное направление – его называют persuasive cartography (буквально – «убеждающая картография»). Хотя в переложении на русский язык ранее звучавший в этом тексте термин «картографическая пропаганда» звучит более складно.
В следующий раз Фредерик Роуз изображает Российскую империю как осьминога уже в 1900 году, сохранив композицию, но подверстав её под конъюнктуру. Русский спрут всё глубже «ввинчивается» в европейское политическое пространство, взоры суетливых обитателей последнего обращены в сторону Британии – изображенной в виде олдскульно маскулинного, амбициозного, с армейской выправкой Джона Булла (образ типичного англичанина), готового к разделу мира. Название карты – «Джон Булл и его друзья».
Одно из щупалец спрута на этой карте «приобнимает» персонажа с азиатскими чертами лица – так карикатурист среагировал на укрепление российских позиций в Манчжурии по итогу т.н. «восстания боксёров» (оно же Ихэтуаньское восстание). Позже борьба за влияние на этих землях становится поводом для русско-японской войны 1904-1905 годов, и здесь удачно внедренный Фредериком Роузом образ начинает жить своей непрерывной жизнью.
В 1904 году, в разгар конфликта, японский карикатурист Кисабуро Охара берет за основу стиль Роуза и создает свою вариацию «осьминожьей карты». Она больше не европоцентрична, имперские щупальца распростались уже по всей Евразии, от Финляндии и Балкан до Персии, Тибета и Манчжурии. Авторский месседж здесь – если не сплотиться всем миром против общей угрозы, то хотя бы сохранить нейтралитет и не вмешиваться в ход войны. Так образ русского спрута оказывается даже в чем-то навязчивее и цепче, чем привычный всем медведь.
Но осьминогом видят не только Россию. «Окто-троп» очень быстро показывает свою универсальность и проявляется даже в самых нежданных контекстах. В 1886 году австралийское издание The Bulletin Magazine публикует карикатуру «Mongolian Octopus—Its Grip On Australia» («Австралию схватил монгольский осьминог»).
На гротескном и немудрёно ксенофобском рисунке изображен спрут, человечье лицо его имеет азиатские черты и неприглядную физиогномику, а каждое щупальце соответствует якобы грехам азиатских культур, от курения опиума до азартных игр. Сложно назвать эту работу достойным образцом визуальной пропаганды, но о масштабе распространения приёма по ней судить можно. Кракен вылезает из океанских глубин на сушу и расселяется на ней повсеместно.
Во время Первой мировой войны мы имеем дело с противоборством двух блоков, каждый из которых претендует на то, чтобы по-своему упорядочить жизнь на континенте. Отсюда – обвинения в экспансии, расцветающие с обеих сторон. Экспансия же – простейшая, по-оккамовски лаконичная расшифровка метафоры спрута.
В виде двух спевшихся осьминогов изображают Германию и Австро-Венгрию, своего спрута-пруссака в 1917 году рождает и французская пропаганда, а позже, к концу войны (1918), уже по инициативе немецкого министерства иностранных дел печатается карта-агитка, на которой Великобритания изображена в виде «всемирного кровососа».
За время интербеллума ситуация принципиально не меняется – в 1938 западная машина производства образов додумывается до сеющего коммунизм по планете красного спрута-Сталина (про него ещё вспомнят в период холодной войны), позже на информационных полях Второй мировой мы имеем осьминога-Черчилля, отпечатанного на оккупированных Третьим Рейхом французских территориях, а в 1942 году в Нидерландах немецкая пропаганда выпускает в массы «долларового осьминога», в котором бесхитростно распознаются Соединенные Штаты. Одно из его щупалец перерублено японской катаной.
Для полноты выборки вспомним еще два небольших сюжета. В 1876 году художник-иммигрант и один из столпов американского агит-пропа Джозеф Кепплер создает сатирический журнал Puck – первое издание такого формата, снискавшее в Штатах всамделишное признание. В 1904 году Кепплер-младший, тоже художник, публикует там свою карикатуру «Next!» («Следующий!»).
Здесь сплавленный с нефтяным резервуаром осьминог символизирует рокфеллеровскую Standard Oil, чей статус монополиста и позволили компании протянуть лоббистские тентакли почти повсюду, нетронутым остается только Белый дом. Таким он и останется – в этом же году в Америке проходят президентские выборы, на которых действующий президент Теодор Рузвельт уверенно громит якобы «ставленника Standard Oil» Элтона Паркера, а в 1911 Standard Oil дробят на несколько отдельных компаний по антритрестовскому иску. Едва ли карикатура Удо Кепплера сыграла здесь серьёзную роль, но – и здесь тоже спрут, и тоже в роли мегаломански поползновенного антагониста.
Спрута-капиталиста можно обнаружить и среди персонажей советской пропаганды. В 1952 году выходит книга антизападных карикатур «Они без маски» со стихами Сергея Михалкова и рисунками художника Марка Абрамова (рисовал для журналов «Крокодил», «Знамя», «Советская женщина», «Огонёк»; газет «Известия», «Московская правда», «Литературная газета», «Правда» и других). Один из персонажей книги (хотя ее можно назвать скорее небольшим альбомом) – Уолл-Спрут. Одетый во вполне мистер-твистеровский аутфит «заокеанский осьминог» с человеческим лицом удушает европейских партнеров от Англии до Люксембурга под видом финансовой помощи. В переработанном виде эта карикатура появляется в альбоме «Быть начеку» (1962 г.).
Теперь переходим к сути, точнее – к объяснению живучести рефрена. Что такое спрут в конце ХIX – начале ХХ века? Это образ, не утративший пугающей, «глубинной» таинственности чудовища из мифов и моряцких баек, но при этом – уже достаточно тиражируемый, в силу развития печатной индустри, и узнаваемый, чтобы считываться широкой аудиторией.
Массовая культура к этому времени успевает крепко задружиться с ужасами из океанических недр – давно написан и осмыслен мелвилловский «Моби Дик», вот-вот возьмет свое лафкрафтовщина. Здесь же – золотой век так называемых «глобстеров», то есть выброшенных на берег вздувшихся бесформенных останков не пойми чего. Пресса и народная молва оперативно определяют смрадную коллагеновую массу как останки Кракена или иную невидаль, по факту же – обычные кальмары-осьминоги-акулы, просто обезображенные океаном. Но медиа свое дело делает. Более удачного тайминга для эксплуатации осьминожьей тематики в мировой истории просто не было.
Если совсем просто, то спрут в политической карикатуре – это враг, которого нужно победить.
Если чуть сложнее, то враг этот – извечный, первобытный, чуждый существующей модели мира и посягающий на её перекройку по своему образу, подобию и вкусу, и поэтому его нужно победить.
Если разворачивать дальше, то спрут – это архетип первородного хаоса. Мотив преодоления хаоса находится в фундаменте почти любой космогонической мифологии (В.А. Щипков, «Регионализм как идеология глобализма», 2017) и проявляется он зачастую в виде победы над неким хтоническим чудовищем. Вавилонский бог Мардук одолевает первобытную драконицу Тиамат, Зевс распекает молниями Тифона на заре эпохи богов-олимпийцев, одно из центральных действующих лиц (насколько это допустимо в адрес…) сюжета о Рагнарёке – «мировой змей» Ёрмунганд. Не чужд этот мотив и православной культуре – в «Чуде Георгия о змие» Георгий-Победоносец пронзает копьем дракона, утверждая победу христианства над язычеством.
Сходство всех этих сюжетов легко обнаружимо – космос из хаоса так просто не построить. В основание надлежащего порядка должны лечь клочья вселенской темноты. Своё (мета)физическое воплощение непокоренное хаотическое начало находит в универсальном архетипе дракона, или же змея, которого надлежит нанизать на мировую ось. Всё начинается с победы над драконом.
Теперь вернемся на наши глубины и поймем всю их глубину. Спрут, он же гигантский осьминог, он же Кракен – это ведь, в сущности, точно такой же дракон, просто водоплавающий, и, по причине проживания в пучине – смутно представленный в человеческом сознании. Оттого – покатый, округлый, несимпатичный, и, в отличие от дракона, не вызывающий даже долю симпатии. К тому же осьминог – образ очень функционально понятный, по одному набору конечностей и манере движения которого сразу понятны его недобрые собирательские намерения.
Ровно таким – однозначно трактуемым, непознаваемым, глубинным – и полагается изображать врага, когда речь идет о его репрезентации в массовом сознании. Конец ХIX – начало ХХ столетия, обе мировые войны и интербеллум, более поздние периоды – нужда в построении нового мира возникает регулярно, и так же регулярно возникает необходимость промаркировать своего политического оппонента как спрута, мешающего процессу созидания.
Поэтому его нужно победить.
Данил Мизин.