По Штиглица велению
Культурные институции обычно растут подолгу, медленно, из пары друзей, из кружка единомышленников — скинулись по рублю во славу искусства, а через сто лет, глядишь, уже целый институт, академики заседают, премии раздают. Рисовальная школа при ОПХ родилась из класса черчения одного энтузиаста, МУЖВЗ — из компании друзей, вместе выбиравшихся на пленэры, Строганов двадцать лет растил свою школу рисования, прежде чем передать ее попечению государства.
Училище Штиглица, история которого начинается в 1876 г., — редкий пример, когда институцию купили сразу целиком. Такую, как в лучших столицах Европы — перенесли копипастом. За бешеные деньги. Получилось ли? В общем, да.
Зайти придется издалека — аж из Лондона. Почему именно Лондон? На то есть свои причины.
За четверть века до того, в 1851 г. в Лондоне прошла первая в истории человечества Всемирная выставка — одно из самых значительных событий эпохи; в английском за ней закрепилось название The Great Exhibition. 6,5 месяцев, 44 страны, 6 млн. посетителей, чистая прибыль £33 млн. по нынешнему курсу — Великая выставка стала главным смотром достижений мировой промышленности и открыла новую главу в ходе индустриализации планеты.
Главным энтузиастом Выставки 1851 года был Альберт — принц-консорт, муж королевы Виктории: на памятнике, который она установит в шотландском Перте через три года после его смерти, он будет изображен держащим в руке план Хрустального дворца — циклопического павильона, построенного специально для Выставки.
Говорить о ней можно бесконечно, но для нас тут важно то, что она показала: между достижениями науки, техники и промышленности и их оформлением в готовых изделиях — пропасть. Не хватало ключевого элемента цепочки — того, что позже будет называться дизайном; собственно, само это слово в английском языке постепенно со второй половины XIX в. и начинает использоваться в современном значении.
Что делать, если нет не просто дизайна, но в мире еще не существует ни одного института, который бы занимался им — собственно дизайном и подготовкой специалистов по нему? Сразу после Выставки, Альберту приходит идея создания невиданного до сих пор музея. Сейчас мы знаем его как Музей Виктории и Альберта, но изначально он назывался просто Museum of Manufactures — первый в мире музей, в котором выставлены не шедевры, творения великих художников, но продукты мануфактуры, то есть, говоря сегодняшним языком, декоративно-прикладное искусство.
По сегодняшний день V&A — крупнейший в мире музей ДПИ: 50 тыс. кв. м., 145 залов, без малого 3 млн. ед. хранения. Для Викторианской эпохи — первый прототип открылся в 1852-ом, переделанное под музей здание в Южном Кенсингтоне открыли в 1857-ом — это было чудо из чудес. И дело не только в первом в мире музейном кафе и газовом освещении, которое позволяло осмотреть коллекцию вечером, то есть делало музей доступным для рабочего класса. Это все как раз мелочи.
Принц Альберт в качестве административного ресурса, Генри Коул как первый директор музея и Готфрид Земпер, великий немецкий архитектор в стиле «историзм», в качестве главного теоретика — вместе создали нечто большее чем музей. Научно-образовательный музейный комплекс. Мастерские, учебные классы, курсы повышения квалификации, издательство, просветительский центр — все вокруг музейной коллекции, которая вдохновляет работников художественного производства на создание современного дизайна и дизайна будущего.
Обо всем этом приходится рассказывать, потому что иначе будет непонятно, что именно руководило людьми, которые через двадцать лет в столице Российской империи будут спешно создавать училище барона Штиглица. На что они ориентировались, чему подражали и чего хотели добиться.
Вторая Всемирная выставка в Лондоне прошла через десять лет после первой, в 1862 г., и на ней стало очевидно, что музейный комплекс, открытый принцем Альбертом, за неполные десять лет сделал свое дело — английские павильоны продемонстрировали полное превосходство над прочими. После этого комплексы, аналогичные музею в Южном Кенсингтоне, стали открываться и на континенте. Австрийский музей искусства и промышленности в Вене (1863), Музей художественных ремесел в Берлине (1865), похожие центры в Гамбурге, Кельне, Цюрихе, Базеле, Копенгагене, Праге, Кракове и т.д. — в 1876 г. очередь дойдет и до России.
По большому счету мы не знаем, кому именно пришла в голову идея открыть в Петербурге центр, аналогичный лондонскому. Ясно, что идея носилась в воздухе. В стране уже действовали маленькие специальные школы, классы и мастерские. Учебная мастерская золото-серебряного дела под Костромой, школа колористов в Иваново-Вознесенске, художественно-ремесленная мастерская в Туле — вот только некоторые из них. В Москве в 1860 г. Школу рисования, 35 лет назад открытую графом Строгоновым, переформатировали в Строгановское училище технического рисования. В Петербурге при ОПХ в 1870-ом «музей, подобный кенсингтонскому» открыл Григорович. В том же году в Петербурге проходит и крупнейшая XIV Всероссийская мануфактурная выставка, на которую впервые приглашают иностранные компании. Все это было здорово, но для растущей промышленности империи — капля в море. Училище — в том или ином виде — было нужно как воздух.
За неимением достоверных сведений принято считать, что идея принадлежала барону Штиглицу. Есть даже легенда, будто он принял решение дать на благое дело миллион рублей спонтанно, это его так взяли на слабо — но это, конечно, анекдот.
6 января 1876 г. Штиглиц пишет письмо в Министерство финансов с просьбой принять от него лично миллион на устройство училища, а уже через три дня выходит рескрипт императора с благодарностью барону за такую щедрость. Такие документы в громадных имперских бюрократических машинах готовятся месяцами — трудно себе представить, чтобы выделение пресловутого миллиона не было согласовано заранее, а сам проект в деталях не обсуждался широким кругом лиц долгое время, возможно, годами, до того.
Во всяком случае, фамилия Штиглица значится уже в списке устроителей той самой выставки 1870 года, которая, вот же совпадение, прошла как раз на территории Соляного городка. Однако в окружении барона было одно лицо, которое выглядит вероятным кандидатом на место главного энтузиаста «Южного Кенсингтона в Петербурге», это Александр Половцев — будущий госсекретарь, а пока еще просто зять барона. Своих детей, впрочем, у того не было; речь идет об удочеренной им Надежде Июневой, внебрачной дочери великого князя Михаила Павловича, родного дяди Александра II.
Звучит немного запутано, но просто представьте на секунду, что вы женаты на двоюродной сестре императора, пусть и не вполне официальной, при этом всерьез интересуетесь промышленным дизайном, коллекционируете искусство, путешествуете по Европе и мечтаете перенимать передовой опыт, а ваш официальный тесть — один из самых богатых людей в стране.
Ну да, вне зависимости от того, верите ли вы в то, что барон Александр Людвигович фон Штиглиц был «смотрящим по России от Ротшильдов», — он по факту был для страны тем же, чем Ротшильд для европейских монархий, выполнял ту же функцию, занимал то же место в структуре государственного устройства.
Банкир в третьем поколении, выходец из вальдекских немцев. Ну как немцев; евреев, конечно: его отец принял лютеранство, только перейдя на русскую службу, — и дорос аж до придворного банкира. Однако его сын, который нас сейчас интересует, взлетел еще выше — он стал управляющим Государственным банком империи. Сколько там было личного состояния — никто толком не знает до сих пор. Во всяком случае сумма в один миллион рублей, пожертвованная на устройство Центрального училища технического рисования — сегодня это было бы 2,5 млрд. рублей, — не была для барона критической; по завещанию, через восемь лет, барон оставит училищу еще десять миллионов: училище будет существовать на проценты с этого капитала и будет самым богатым учебным заведением в стране.
На что пошли деньги? К 1881 году в Соляном городке по проекту А. Кракау возвели здание самого училища, а к 1896 году рядом пристроили здание музея по проекту первого директора, убежденного последователя Земпера, Максимилиана Егоровича Месмахера — до сих пор здание музея на Соляном переулке остается самым роскошным в Петербурге примером архитектуры историзма. В 1878 году начинают собирать коллекцию музея училища, причем Половцев лично будет курировать коллекционерскую политику музея вплоть до самой своей смерти: к 1886 году будет закуплено уже 10 тыс. экспонатов; после смерти Половцева дело продолжит его сын. Наконец, библиотека: ее начинают собирать в 1879 году, опять же при активном участии Половцева: к 1887 году каталог включает более 3 тыс. изданий, включая многотомные и периодические, и около 60 тыс. гравюр, офортов, рисунков, литографий и ксилографий.
К 1920 году библиотека ЦТУР б. Штиглица будет насчитывать уже 45 тыс. томов и 90 тыс. листов — и будет самой богатой библиотекой по искусству в стране. К этому же времени музей Училища соберет до 40 тыс. уникальных экспонатов — произведений прикладного искусства.
Что касается самого училища, то в нем одновременно учились около 200 юношей и девушек, принимали лиц любого сословия, имеющих знания в объеме четырех классов гимназии и сдавших экзамен по рисунку, плата за обучение составляла 12 рублей в год, но «недостаточным» студентам предоставлялись завтраки с обедами и даже выплачивались стипендии. Учащиеся, кроме общих курсов, распределялись по 12 специальным классам: ксилография и офорт, майолика, живопись на фарфоре и на стекле, рисование по ткацкому и ситценабивному делу, чеканка, лепка, тиснение кожи, керамика, декоративная живопись, резьба по дереву и театральные декорации.
Училище проработало сорок лет, выпустило тысячи мастеров и стало важнейшей институцией, которая сформировала русский, а по наследству и советский промышленный дизайн.
Увы, обстоятельства рождения Училища обусловили и логику его гибели в 1920-ом: молодому советскому государству было попросту не по карману содержать это сверхдорогое учреждение, которое до сих пор жило на проценты с капитала по завещанию покойного барона. Коллекции музея и библиотеки были переданы Государственному Эрмитажу, структуры самого училища влили во ВХУТЕМАС, в здание вселили сначала его Полиграфический факультет и мастерские, а потом еще двадцать лет до самой войны тасовали разные училища и школы, пока в 1945 не было принято решение о создании Ленинградского художественно-промышленного училища, ЛХПУ им. Мухиной, которое сегодня именуется художественно-промышленной академией им. А.Л. Штиглица, чтобы подчеркнуть наследование от Штиглица, Половцева, Месмахера и компании.
Впрочем, наследование это и не вполне прямое, и не вполне структурно точное — прежде всего, потому что не удалось сохранить общедоступный музей декоративно-прикладного искусства с его богатейшей, затерявшейся на бескрайних просторах Эрмитажа коллекцией. За этим, как и в 19 веке, придется лететь в Лондон — к прадедушке нынешней «Мухи», Музею Виктории и Альберта. Впрочем, какие наши годы, к хорошей идее всегда можно вернуться.
Вадим Левенталь.
