Башня, которую построил юнга
В 2002 м году история города Москва совершила квантовый скачок. Как сказал бы какой- нибудь русский авангардист 1920х годов «прыгнула одновременно в будущее и прошлое». Я даже подозреваю, что большинство жителей этого не заметило. Хотя… как можно было не заметить, что на Малой Бронной построили Башню Татлина?
Архитектурная мастерская Сергея Ткаченко проектировала этот дом с 1997 года и вряд ли теперь можно сказать, кому пришла в голову мысль высоко-высоко на крыше дома 44 поставить натуральную башню Татлина. Объект классического, непревзойденного русского авангарда, который и для тех безумных годов всеобщего прорыва, казался чем-то запредельным. А тут, спустя четыре года после финансового кризиса, вдруг над Москвой поплыла винтовая конструкция – что- то вроде Led Zeppelin’овской «Лестницы в небо». Если бы на заре советской власти был бы Led Zeppelin. Вот «Граф Цеппелин» был и даже прилетал кружить над Москвой и Питером. И все восхищались новым словом в воздухоплавании. Но даже по сравнению с такими технологическими прорывами как дирижабли-цеппелины, башня Татлина была словно Спутник, запущенный только в 1957. И тоже в СССР. С тех пор стало понятно, что цеппелины оказались не слишком популярными и эпоха всеобщего дирижабельного воздухоплавания так и не наступила.
А башня Татлина как манила, так и манит поколения художников и инженеров, хотя ее макет, который постоял два года в московском Доме Советов, был попросту разобран и отправлен черт знает куда.
Но идея ее впечаталась в глазную сетчатку поколений и русского авангарда невозможно представить без башни Татлина.
Это наши египетские пирамиды.
Но что за человек и время, которые родили конструкцию, которую можно назвать глубоко идеологической, идейной и даже пропагандистской?
Надо признать, что русская промышленная революция 19 века перепахала русское дворянство, а дворянство перепахало Россию – потому что это был наиболее просвещенный и ответственный класс, который был так же далек от санкт-петербургских балов и распущенности каких-нибудь князей Юсуповых , насколько близок к земле, на которой жил и работал. И 19-й век дал им шанс изменить лицо страны. Дворяне строили заводы, выпускали рельсы и хрусталь, паровозы и пароходы, развивали инженерное дело – заполняли всю ту пустоту, которая предполагалась на месте чудовищного разрыва между царским двором, властью и затюканными крестьянами, которые даже не знали, что им делать с внезапным избавлением от рабства крепостного права.
Семья Татлиных потомственные дворяне с 1814 года и записаны в родословную книгу Дворянского депутатского собрания Орловской губернии – перед Тухачевскими и Тютчевыми – эти семьи в России тоже все знают. И отец Владимира Татлина – Евграф Никифорович – и есть тот самый дворянин-инженер-технолог да еще и по железнодорожному делу, на которых росла транспортная мощь империи. Можно было бы притянуть за уши воспитание отцом- инженером и матерью поэтессой Надежды (в девичестве Барт), да только она умерла, когда мальчику было всего четыре года.
Никогда не читайте «Википедию» - и про Татлина в-частности. Потому что местные «редакторки» так спешили записать Татлина в украинцы, что и не заметили ,что их даты противоречат сами себе. Так что теперь он значится харьковчанином, хотя отец после смерти матери увез туда мальчика только в 1896м году, когда тому было одиннадцать лет от роду. Да, и родился он в Москве.
Трудно сказать, что стало триггером для мальчика Владимира, но что-то реально случилось и в тринадцать лет он убежал из дому. То есть, он какой-то авантюрист по жизни. Про него бы фильмы снимать, потому что так не бывает с обычными людьми. Да и с необычными тоже редко. Вот он подался юнгой на пароход, что ходил в Турцию. Скажите, что может подросток вынести из чудовищно тяжелого труда на пароходе? Но он что-то оттуда вынес. А потом его метнуло в другую сторону – он помогал иконописцам, например. Или театральным декораторам, что идеологически несколько противоположная область искусства. Не припомню аварамических религий, которые бы приветствовали светский театр и все это дрыгоножество и рукомашество.
Но в голове у юного Татлина все это отлично уживалось. Его первый заход в профессию с правильной стороны увенчался стремительным неуспехом - в 17 лет он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества ( МУЖВЗ ). Казалось бы, где пароход до Стамбула, а где московские художники и преподаватели? Выглядит довольно логичным, что его выгнали из училища за неуспешность и плохое поведение. В чем оно заключалось – история скрыта во тьме. И он опять пошел поближе к пароходам и учился в том, что мы в СССР называли Одесской мореходкой. А потом опять его кинуло в художественное творчество – учиться в Пензенское художественное училища. А там преподавали и выдающийся живописец России Коровин и скульптор Клодт – просто великие. И, хотя, теперь училище вписывает в свои выпускники Татлина, боюсь, он его тоже не закончил. Так что это наш великий авангардист без системного образования.
А ему сама жизнь была училищем – особенно круг общения. Он общался с поэтами – с обоими Бурлюками, с Маяковским, а главное с Хлебниковым, который по складу творчества и характера был ближе всех к Татлину.
Жизнь и скитания научили его ладить с людьми и, судя по всему, он очень любил познавать новое – все самое ультра-мега-новое. Ведь он умудрился выставляться с такими творческими группами как «Мир искусства», «Союз молодежи», «Бубновый валет» и даже «Ослиный хвост».
Питерский «Союз молодежи», например, был настолько авангарден и так быстро развивался, что умудрялся раскалываться на мелкие части, которые обвиняли друг друга в консерватизме внутри авангарда и во «врубелизме» (не от слова «рубль», а по имени великого Врубеля). Сегодня из этой группы более- менее широкая публика может вспомнить только П. Филонова. Но Татлину и с ними было интересно. А «Бубновый валет» был, конечно, крупнейшим объединением самого начала авангарда: там были и Кончаловский, и Ларионов, и Малевич. Татлин и с ними выставлялся, хотя, по меркам «Союза молодежи» они вполне тянули на отстойных старых врубелевцев. Если смотреть татлинскую живопись тех лет, то она вполне в русле таких мастеров аванграда, как, скажем, Ларионов. С которым он крепко дружил, а потом рассорился.
Но его рисунок никогда не распадался на части, никогда не уходил в чистую форму. И рисовальщик он был просто прекрасный. Самым абстрактным продуктом его творчества были «контррельефы» – конструкции из сочетаний различных материалов, нечто близкое к механизму. Но как железо, камень, да дерево могут быть абстракцией? Это же самая конкретная конкретика. Но то, что он умудрялся выстраивать эти конструкции как произведение искусства, говорит о его тяге к реальности. Какой бы она ни была.
Несмотря на яркость натуры и разнонаправленность (это- если вежливо) его жизненных устремлений (взять и поехать «слепым музыкантом-бандуристом» в Берлин на выставку русских ремесел, чтобы потом сгонять в Париж в мастерскую к Пикассо) стало понятно, что он все время возвращается к тем вещам, которые в ранней юности его сформировали. Поэтому он опять и опять идет в театр – как бы к тем дням, когда он просто помогал театральным декораторам строить сцену. Но они пришел в театр концептуалистом и художником. Причем, ему было неважно, берут его работы или нет – он иногда просто работал «в стол» безо всякого заказа и денег. Так, например, написал эскизы для оперы Глинки «Жизнь за царя» (она же «Иван Сусанин») просто так – потому что не мог не писать.
И логично, что он вошел в дуэт с Велемиром Хлебниковым и поставил в питерском Институте художественной культуры спектакль по Хлебникову.
Институт этот (он же ГИНХУК) был еще тем рассадником самого яркого левачества в новой советской культуре. Начиная с того, что директором там был тот самый Казимир Малевич, с которым у Татлина были непримиримые концептуальные разногласия, заканчивая тем, что правил идейный бал там Филонов от имени «группы левых художников». Но, тем не менее, у Татлина там была даже государственная должность – зав. отделом материальной культуры. Туда же то ли Осип Брик притащил Маяковского, то ли Маяковский – Брика, но всё это напоминало семейный кружок по интересами. И, несмотря, на очень революционные концепции развития города Питера, после статьи «Монастырь на госснабжении» в «Ленинградской правде» институт прикрыли.
Но все-таки Татлин успел с Хлебниковым сделать спектакль по поэме «Зангези». Считается, что именно Татлин открыл счет запретам на искусство в России в 20м веке. Его работы со скандалом сняли еще в 1914 году с благотворительной выставки «Художники Москвы – жертвам войны». Он выставил там то, что он называл «синтезостатичные композиции». Время для которых еще, по-видимому, просто не пришло.
Вот этот талант – делать вещи, опережающие время, это его основной талант. Что роднит его местами с Леонардо да Винчи. И даже точка приложения общая нашлась - летательные аппараты. Но это будет уже ближе к 30м годам. И, к сожалению, «Летатлин» так и не поднялся в небо.
А вообще-то, он сделал головокружительную карьеру для авангардиста. В 1917-м он ведь участвовал в организации «левого блока» деятелей искусства и в создании Профсоюза художников-живописцев, стал председателем его «Левой федерации», а попал от профсоюза аж в Художественную секцию Моссовета.
Он считался неформальным главой всех «футуристов» в пластических искусствах и написал программную статью в газету «Анархия». Одно название этого СМИ звучит как песня группы «Кино».
Он стал председателем Московской художественной коллегии Отдела ИЗО Наркомпроса, а в конце года — профессором живописных мастерских в московском и петроградском Свомасе. То есть, все серьезно. Он еще и на европейский дадизм успел повлиять. Особенно - на немецкий (Die Kunst ist tot. Es Lebe die neue Maschinenkunst TATLINS – написал на плакате тот самый Георг Грос с Джоном Хартфилдом). То есть, Татлин уже тогда был художником и арт-активистом, как минимум, европейского уровня.
Но самый несбыточный его проект - Башня Татлина (Памятник III Коммунистического интернационала, ставший иконой советского авангарда, который отчего-то пытаются назвать «русским» - видимо, чтобы не добавлять очков большевикам, что в начале смотрели на авангард, как на продвижение своей идеологии и, фактически - на пропаганду своей политики и «мягкую силу».
Нет, это не экзотический монумент. Это, конечно, натурально воплощение идей диалектического материализма и концепции развития общества по спирали. Куда-то в небо. Но эти спирали - это тоже не просто что-то вроде шуховских гиперболоидов. Это вращающийся дом на доме.
«В башне, кроме помещений для трёх властей (законодательной, исполнительной и информационной) предполагалось место и для художников. Ведь башня задумывалась как символ воссоединения человечества, разделённого при постройке Вавилонской башни. Она — мост между небом и землёй, архитектурное воплощение мирового древа, опора мироздания, а также жилище мудрецов. Венчали памятник огромные радиомачты. Специальная система прожекторов должна была бы проецировать световой текст на облака. Широкие стеклянные стены должны были держать комфортную температуру внутри зданий башни. Планируемая высота башни 400 метров, наклон от нормали 23,5°. Планируемые материалы — стекло и сталь.»
Ух, просто дух захватывает.
При всем том, что для нас небоскребы любой конфигурации – это уже привычное и даже надоевшее дело. А тут 1919 год. Вообще -то, людям есть нечего. Согреться нечем. Война идет. И тут – такое… Просто с ума сойти. И что совсем любопытно – по заказу Отдела Изобразительных Искусств Народного Комиссариата по Просвещению. На государственные деньги. Татлин и не скрывал, что проект напрямую связан с ленинским планом монументальной пропаганды.
Но он сделал только пятиметровую модель. В 1920м выставил ее в старом Доме Советов (для нового Дома Советов тоже был план – ради которого снесли Храм Христа Спасителя работы Тона в честь победы над Наполеоном в 1812 году). Оттуда её вроде бы передали в Третьяковскую галерею, где она и пропала.
Всё как всегда – любое величие русского духа обязательно столкнется с каким-нибудь скучным клерком, которому наплевать.
Так что Башня осталась в рисунках и легендах.
Хотя, если совсем станет грустно и вы затоскуете по Tatlin Tower – сходите на кольцо. Напротив Малой Бронной. И поднимите взгляд – на доме 44 стоит-таки башенка. Не 400 метров, конечно, а совсем небольшая. Но стоит.
Татлин – жив!