От «Искры» до Победы!
«Искру» немцы называли со свойственной им (Гитлеру) тягой к помпезности «Zweite Ladoga-Schlacht» (Вторая битва у Ладожского озера). Судьба, как и всегда, не лишена иронии — битвы у Ладожского озера тевтонам никогда не задавались, как-то сразу исторически не задались.
В ноябре-декабре 1942-го Ленинград напряжением всех сил готовился к рывку, к прорыву блокады. Ленинградский фронт под командованием Леонида Говорова был измотан постоянным отражением попыток немцев сжать кольцо ещё сильнее, а ведь ставилась задача наступать — идти навстречу Волховскому фронту Кирилла Мерецкова. Внутри кольца старались учесть все возможные варианты развития событий, учились форсировать по льду Неву — да, да — буквально отрабатывали варианты штурмовых действий, ежедневно, при более, чем скромном довольствии, а уж если по-честному — впроголодь. Экономили, накапливали боеприпасы, изучали позиции противника пытаясь найти хоть какое-то слабое место, точку входа. Но... Штурмовать пришлось в лоб. За полтора года фашисты врылись в землю по самые уши и выковыривать их оттуда предстояло тяжким ратным трудом. И всё же предчувствие перемен висело в воздухе, им жили, им дышали. Верили — устояли до дня сегодняшнего, устоим и дальше. Только бы ещё немного потерпеть, только бы ещё «день да ночь продержаться». Приходили хорошие вести со Сталинградского фронта — там сами немцы попали в кольцо и по всему было видно, что им крышка. А раз так!
Ленинград жил верой в Победу.
Из дня сегодняшнего, тот прорыв, тот беспримерный (уж простите, лучше слова не подобрать, да и не надо) подвиг января 43-го, кажется античным мифом, древним сказанием о битве титанов с гигантским змеем, удушающим Град Петров...
Как они смогли? Как вытянули на себе тяжкий воз войны? Все те, кто шёл в атаку не думая о себе — думая о будущем...
Художники Ленинграда о планах прорыва блокады догадывались — многие возвращались из командировок, побывав в частях Ленинградского фронта, прибывали в город из партизанских отрядов. Успели повоевать, успели и собрать зарисовки, сделать «слепок с истории», что разворачивалась прямо перед их глазами.
В конце декабря вернулся из расположения 80-ой Ленинградской стрелковой дивизии Иван Астапов, и сразу на Герцена 38 — пора было браться за работу, пора было создавать агитацию предвещающую Победу.
Чуть больше чем через две недели после прорыва блокады, 5-го февраля 1943-го, начала действовать построенная под огнём врага Дорога Победы — временная железнодорожная линия Поляны-Шлиссельбург протяжённостью в 33 километра — она будет снабжать Ленинград до 10-го марта 1944-го и фактически спасёт город от голодной смерти, заменив тонкую нитку Дороги Жизни проложенной по льду Ладоги.
Ленинград оживал. По Дороге Победы ходил даже пассажирский поезд. Да, это было смертельно опасно, местами позиции немцев располагались всего в 4-5-ти километрах от насыпи, но это было возможно — всё невозможное ленинградцы пережили в самую страшную зиму блокады.
В ознаменование первой Победы Ленинграда, в рекордно короткий срок — всего за один месяц — ко Дню Красной Армии, ленинградские художники Владимир Серов (тот самый, автор плаката «Били, бьём и будем бить!»), Иосиф Серебряный и Анатолий Казанцев пишут монументальное полотно «Прорыв блокады» — запечатлённый исторический момент, когда в 9 часов 30 минут 18-го января 1943-го, в районе рабочих посёлков №1 и №5, у южного побережья Ладожского озера, встретились бойцы первого отдельного стрелкового батальона 123-й стрелковой бригады Ленинградского фронта и первого стрелкового батальона 1240-го стрелкового полка 372-й стрелковой дивизии Волховского фронта.
Такие подробности важны.
На них держится наша память.
В мае 1943-го, в доме Союза художников на Герцена 38, будет открыта Весенняя выставка ленинградских художников и там полотно «Прорыв блокады» (в настоящее время хранится в Русском музее Санкт-Петербурга) займёт заслуженное главное место — как символ воплощённой веры и стойкости всех ленинградцев и всех тех, кто принимал участие в операции «Искра».
С конца января 1943-го боевые листки «Боевого карандаша» уже не ограничивались событиями на Ленинградском фронте и во всё ещё блокированном Ленинграде — крупнейшим победам Красной Армии посвящались специальные выпуски: «Два хребта» (1943), «Весенние работы Красной Армии (1943), «Мой костёр» (1944) — Николая Муратова, «Молниеносная война. Затяжная (1943), «Весна в Крыму» (1944) — Ивана Астапова, «Прут» (1944): «Вступив на берег Румынии, фон-Манштейн сказал в унынии: «Что будет дальше, я не знаю... Пока — бегу к Дунаю!» — Астапова и Курдова, «Встреча предка с потомком» (1943), «Виды на Крым»: «Гитлер повсюду хвастливо кричал: «Крым будет нашей колонией вскоре!..» Сбросив немецких захватчиков в море, «Накося-выкуси!» — Крым отвечал» — Владимира Гальбы.
Вспомним и других художников.
О всех в одном тексте не расскажешь, но хотя бы о некоторых.
Плечом к плечу, в одном боевом строю «карандашистов» стоял и работал Юрий Петров — с июля 1941-го, с начала возрождения «Боевого карандаша», принимал он самое живое участие в создании первых его листков. Чаще прочего работал с Астаповым, Курдовым и Муратовым. Воевавший добровольцем в Испании, Петров хорошо знал цену фашистской идеологии «нового миропорядка». До Победы он не доживёт — погибнет на Ленинградском фронте в 1944-ом. Мы помним его блестящие боевые листки: «Защищай свой город, свой дом» (1941), «Мы им напомним» (1941), «Песня о нашем штыке» (1941), «Рассказ об участии десантов парашютистов – диверсантов» (1941), «Три креста» (1941), «Трое отважных» (1941), «Краснознаменный Балтийский флот наносит врагу удар за ударом» (1942), «Ненавистный Гитлеровский «новый порядок» — тюрьма народов» (1942–43), «Балтийцы на дозоре» (1943).
Иван Харкевич — выдающийся художник-график, книжный иллюстратор и плакатист. До войны он работал в детских журналах «Чиж» и «Костёр», где печатали свои произведения Корней Чуковский, Михаил Зощенко, Леонид Пантелеев, иллюстрировал книги издательств «Детгиз» и «Детская литература», к примеру, знаменитый роман Вениамина Каверина «Два капитана». Ещё в 1939-ом участвовал он в создании первых плакатов «Боевого карандаша». Работал в соавторстве с Курдовым и Шабановым (Боевой листок №5 «Стахановец – в бою хасановец!», 1940).
Дальше жизнь распорядилась по своему и как всегда неожиданно. Начало войны Иван Харкевич застал в Риге, на военных сборах, он был на них направлен весной 1941-го. Вечером 22-го июня получил направление в действующую армию на должность фронтового художника — прибыв на фронт иллюстрировал газеты, рисовал листовки и антифашистские карикатуры. Что интересно — газета, в которой работал Харкевич, называлась «Друг солдата» и выходила на немецком языке. Она призывала немцев одуматься, сдаться в плен и выйти из кровопролитной войны развязанной Гитлером. Свежеотпечатанные газетные листы сбрасывали с самолётов на вражеские позиции, прямо на головы «читателей». Бывало, что и сдавались немцы после такого.
Слово иногда заменяет оружие.
Жаль, не всегда.
В январские дни 1944-го, чуть более года спустя после «Искры», грянул «Январский гром» — началось мощное наступление Красной Армии и 27-го января Ленинград был полностью освобождён от блокады. Город ликовал. Над городом распустились цветы победного салюта, первого ленинградского салюта за время войны. Всеобщее счастье, невероятный душевный подъём, свет посреди ночи, заливавший площади и улицы ещё недавно обстреливаемые врагом, освобождённая от маскировки фигура «Медного всадника» — будто сам Пётр пришёл поглядеть на невиданное, восклицая «Виват воинству русскому!» — наступало время нового этапа в жизни героического Ленинграда — его восстановление.
В парки и скверы возвращались скульптуры, окна освобождали от мешков с песком, открывались музеи, театры, на улицах появились афиши со всенародно любимыми артистами.
«Боевой карандаш» торжествовал вместе со всеми, вспоминая ушедших и не доживших до дня снятия блокады, чествуя выживших и победивших смерть. Многим запомнился в те радостные дни плакат художника «карандашиста» Владимира Гальбы и поэта-сатирика Бориса Тимофеева «Повреждение по всей линии...» — правильный, праздничный плакат!
«Гитлер говорит: «Алло! Дайте Красное село!..»
«Занято русскими», — слышит в ответ.
«Соединения вашего нет...»
Ужасом охваченный, крикнул: «Дайте Гатчину!..»
«Занято русскими!..», — слышит в ответ.
«Соединения вашего нет...»
Рявкнул хриплым голосом: «Дайте срочно Волосово!.. Дайте Чудово и Мгу!.. Ждать я больше не могу!..»
«Всё занято русскими!..», — слышит в ответ.
«Соединений ваших там нет...»
Появились серии боевых листков с призывом как можно скорее восстановить урон нанесённый фашистами городу. Особенно удачен был до слёз пронзительный плакат Иосифа Серебряного «А ну-ка, взяли!..» — хрупкая девушка в стоптанных кирзовых сапогах, поднимающая тяжёлые носилки с кирпичом. Многоточие в названии не было случайным, все понимали — мужчины на фронте и тыл остаётся на хрупких плечах женщин... Копии плаката, огромные, в размер фасадов домов, были размещены на всех центральных улицах Ленинграда. Город оживал вопреки всему, город ждал окончательной Победы над врагом!
Военная деятельность «Боевого карандаша» завершилась в первой половине 1945-го — казалось, нет больше надобности в яростной пропаганде — наступил мир, и теперь — уже навсегда!
Эх, если бы так...
103 нумерованных листа, ряд ненумерованных плакатов, десятки почтовых открыток общим тиражом около двух миллионов экземпляров — вот что такое «Боевой карандаш» Ленинграда.
Ефим Ефимовский писал про те дни: «В 1945-ом году коллектив художников и поэтов «Боевого карандаша» отпраздновал Победу и на целых 11 лет ушел от работы. Полагали, что в мирное время сатира не так уж и востребована. И только в 1956–ом году, в разгар холодной войны, по настоянию Хрущёва, состоялось третье, последнее рождение «Боевого карандаша». Его руководителем и председателем художественного совета с 1956-го по 1982-ой год был Иван Степанович Астапов».
Именно благодаря Астапову, в пятидесятые и был отточен до совершенства тот уровень сатиры, что несмотря на все грозные указания читался в утверждённых цензурой боевых (хоть и в мирное время) листках «Боевого карандаша». Астапову удалось на такую высоту поднять престиж коллектива, что в последующие годы художники и поэты объединения были известны в Ленинграде и его окрестностях ничуть не меньше, чем артисты театра и кино, а из магазинов и с книжных прилавков сборники с репродукциями «Боевого карандаша» исчезали мгновенно.
Наступали времена глобального противостояния двух систем, двух непримиримых миров, двух философий — взаимоисключающих друг друга. Сатира снова оказывалась на острие атаки, но это совсем другой разговор. И мы его, безусловно, продолжим.
Сергей Цветаев