Как Бедный боролся с попами
Работа Демьяна Бедного на ниве антирелигиозной пропаганды заслуживает отдельного разговора. И разговор этот по необходимости начинается с гимназического аттестата зрелости, с которым юный Ефим Придворов поступал н историко-филологический факультет Петербургского университета. В этом аттестате красовались сплошные тройки, и лишь по одному предмету была пятерка. Этим предметом был закон божий. В итоге Павел превратился в Савла. Как это могло произойти – вопрос риторический; русским интеллигентам было свойственно сжигать то, чему они поклонялись, и поклоняться тому, что они сжигали. Важно, что знания, усвоенные Ефимом, неожиданным образом пригодились Демьяну.
Перековку поэта в атеистическом духе можно связать с тем, что в начале 1910-х годов, после не слишком удачного флирта с народниками «Русского богатства», он прибился к большевикам – будущим гонителям Церкви. Однако и среди большевиков встречались очень разные люди. Тут сразу можно вспомнить о Сталине, который на всю жизнь, кажется, сохранил семинаристскую подкладку. А можно – о богостроителях (Луначарский, Богданов), которые хотели примирить марксизм если не с православием, то хотя бы с модными религиозно-мистическими исканиями своего времени. Но даже если мы внимательно посмотрим на того человека, который непосредственно, за ручку привёл Ефима Придворова в большевистскую прессу и партию и, так сказать, демьянизировал его – на Владимира Бонч-Бруевича, то мы обнаружим, что «всё не так однозначно».
Религиовед по своим исследовательским интересам, Бонч-Бруевич и после революции возражал против оголтелой борьбы с религией и, по мнению некоторых, именно по этой причине быстро выпал из руководящей советской обоймы.
Иное дело – Ленин. С ним у Демьяна Бедного завязалась тёплая переписка, которая после революции переросла в очную и хлебосольную дружбу (всё-таки были соседями по Кремлю). Вот тот, конечно, был кремень в деле борьбы с поповщиной. Даже Гегеля, своего учителя диалектики, случалось ему назвать «идеалистической сволочью» из-за чрезмерного почтения к «боженьке». Видимо, именно влияние Ленина и сделало из Демьяна воинствующего, даже сверх меры, атеиста. Хотя именно пренебрежение ленинским диагнозом-советом - «Идёт за читателем, а надо быть впереди»- Демьяна в конце концов и сгубило.
Попы, кресты, храмы и сам Иисус. Что это было для большевистского пропагандиста? Наверное, это уже требует пояснения. Здесь я бы говорил о трёх аспектах.
Во-первых, религия противоречила единственно верному марксистскому материалистическому учению. А поскольку учение считалось заведомо прогрессивным, то есть железно обещавшим будущее процветание, то религия, стало быть – тормоз на пути прогресса. Выбирайте: трактора или иконы, медицина или крещение, наука или поповские сказки. Люди тогда просто не могли представить, что можно кропить святой водой космические ракеты и что у атомной энергетики может быть свой святой покровитель.
Во-вторых, православная Церковь в Российской империи была структурой государственной со всеми прелестями этого положения, такими как доступ полиции к тайне исповеди. Борясь против государства, революционеры просто вынуждены были бороться и с этой «полицейской церковью». Другое дело, что большевики, придя к власти и провозгласив отделение церкви от государства, предпочли «не заметить» новое независимое положение Церкви, во главе которой теперь стоял избранный Патриарх.
Наконец, в-третьих, поп, монах, богослов тоже был идеологическим работником, то есть непосредственным конкурентом того же Демьяна Бедного, равно как и любого большевистского комиссара, литератора или публициста. Тут уже срабатывало профессиональное соперничество: кто убедительнее поборется за умы людей? Фельетон – конкурент проповеди. Плакат – конкурент иконы. И если отличные оценки Ефима Придворова по закону божьему и имели какое-то значение, то прежде всего они показывали интерес и склонность этого отрока к идеологической работе как роду деятельности.
Это противостояние идеологов не могло не отразиться и на «квартирном вопросе» (вспомним булгаковский образ Ивана Бездомного, отчасти списанный с Демьяна): Демьян Бедный принял посильное – в форме моральной поддержки - участие в изгнании из Кремля насельников Чудова и Вознесенского монастырей. Именно тогда комендант Кремля Мальков услышал от него, помимо множества нецензурщины в адрес попов, единственную цензурную, якобы народную поговорку: «Попы – трутни, живут на плутни». Позже, в 1921 году, появилось стихотворение под таким названием (в 1927 году под тем же названием вышла целая брошюра, 48 страниц, с обложкой работы художника Петра Алякринского). Образ попа в стихотворении выведен двумя штрихами, но предельно чётко:
«Попу распёрло рожу – во».
«Смеётся батя и трясёт
Оплывшею утробою».
И мораль:
«Досель в духовной кабале
Кротами тёмными в земле
Крестьяне наши роются…
И роются… и роются…
Когда ж разбудит их гроза?
Когда ж, когда ж у них глаза
На трутней всех откроются?»
Здесь, как и в агитках на другие темы, Демьян обращается к своей аудитории – крестьянам и вчерашним крестьянам, подавшимся в рабочие или солдаты – с помощью средств народного стиха, народной песни. И методы убеждения соответствуют аудитории. Во-первых, поп толст, потому что вас объедает. Во-вторых, поп обрюзг, он неопрятен, он слаб, поэтому можно безнаказанно выпереть его из вашей жизни. Этому нехитрому техзаданию советские художники-плакатисты в изображении духовенства следовали в подавляющем большинстве случаев.
* * *
На плакатах послереволюционных лет попа можно видеть в двух типах сюжетов. Во-первых, это поп как таковой, если речь идёт именно об антирелигиозном плакате. Во-вторых, поп как одна из карт колоды эксплуататорских классов, врагов народной власти. Поп и белый генерал. Поп и капиталист. Поп и кулак. Ну, или все вместе, с интервентами из Антанты в довесок. Сам Демьян Бедный в 1933 году вспоминал, как он призывал народ:
«К борьбе с судьбой былой, кровавой,
К борьбе с попом и кулаком,
К борьбе с помещичьей оравой,
С Деникиным и Колчаком».
В полном ассортименте таких персонажей появляется поп на плакате Виктора Дени «Деникинская банда» (поп, разумеется, толще всех). И Демьян припечатывает:
«Черносотенная стая:
Снизу – тройня пресвятая,
А у ней над головой –
Поп, Кулак, Городовой».
В 1929 году поп всё ещё занимает достойное место в «иконостасе» врагов. Плакат того же Виктора Дени «Враги пятилетки» выходит с подписью Демьяна:
«Помещик смотрит злым барбосом,
Кулак сопит бугристым носом,
Пьянчуга с горя пьёт запоем,
Поп оголтелым воет воем».
Хотя помещиков вроде бы прогнали, но, видимо, расставаться с привычными героями авторам не хотелось.
Ярчайший пример изображения попа как главного персонажа, с жирнющей мордой, заплывшими глазками и загребущими руками, мы видим на плакате «Паук и мухи» 1919 года. Демьян Бедный комментирует рисунок того же Виктора Дени:
«Ой вы, братцы-мужики,
Казаки – трудовики,
А давно уж паука
Взять пора вам за бока:
Ваши души он «спасал» -
Вашу кровушку сосал
Да кормил жену и чад –
Паучиху, паучат,
И пыхтел, осклабив рот:
- Ай дурак же наш народ!»
Плакат неизвестного автора «Поповская камаринская» (1920-е годы) с пространным стихотворным текстом Демьяна Бедного оригинален тем, что подражает житийной иконописной композиции: два центральных рисунка, окруженные «клеймами».
Не забывали плакатисты и про другие религии. Вновь время первой пятилетки, и художник Дмитрий Моор изображает сразу и православного священника, и раввина, и муллу, причём в руках у попа не только крест, но и почему-то обрез («Окно Изогиза №6»). Демьян Бедный пишет:
«Вон запрягли какую тройку
Кулак с буржуем-богачом,
Но наш успех, но нашу стройку
Нет, не сорвать им нипочём».
Тему противопоставления атеистического прогресса и религиозной отсталости развивает Михаил Черемных (между прочим, автор «Антирелигиозной азбуки») в плакате «Крест и трактор». Композиция верхней части рисунка остроумна: на огромном кресте, который несёт пашущий крестьянин, восседают поп и кулак и пьют чай из самовара. И снова стихотворная подпись Демьяна, целых 14 четверостиший, в том числе:
«Задрожала старина
Пред Октябрьским чудом.
Пролетарский трактор – на! –
С грохотом и гудом».
Наконец, плакат неизвестного художника (Общество художников-реалистов, 1929 год) «В мусорную яму», где никаких попов нет, но есть ловкий рабочий, который совковой лопатой выкидывает целую коллекцию предметов культа – тут и кресты, и кадило, и полотно со звездой Давида, и даже статуя – видимо, Девы Марии. Демьян напутствует паренька:
«Вот он – решительный, стальной
Борец с гнилою стариной…»
И подытоживает:
«Покончим с колдовской церковной дребеденью!
Наследью грязному позорнейших годин –
Иконам и крестам, всему «святому» хламу,
Остался нынче путь один:
На свалку, в мусорную яму!»
* * *
Демьян Бедный не стал бы главным советским антирелигиозным поэтом, если бы не его Opus Magnum – «Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна». Здесь-то ему и пригодилось по-настоящему с детства усвоенное знание закона божьего. Огромная поэма была написана в 1923 году, примерно тогда же, когда Емельян Ярославский начал публиковать свою знаменитую «Библию для верующих и неверующих», и напечатана в 11 номерах газеты «Правда» весной 1925 года. Но если у Ярославского была попытка критического анализа библейских текстов, рассчитанная на более-менее образованного человека, то Демьян поступает с новозаветными сюжетами грубо и развязно – а впрочем, с обычным расчетом на уровень своей аудитории. Похоже, сами заказчики антирелигиозной пропаганды со временем поняли, что поэт несколько переборщил, поэтому как минимум с послевоенного времени этот текст не имел широкого хождения.
Иоанн Креститель в поэме по-простому назван Иваном Захарычем, Богородица – Марьей Акимовной. Непорочное зачатие – сами понимаете как обыгрывается:
«И вдруг к невесте-недотроге,
Когда у неё была свадьба на пороге,
Подлетел какой-то Гаврилка,
Сказал, обхватив её: - «Милка!
Такая-сякая, пригожая,
Ни на кого не похожая!
Не ломайся, брось!»
А она и копыта врозь!»
Дальше, естественно, Иисус изображается жуликом, пьяницей и развратником, апостолы – недоумками, а Иуда – единственным нормальным из всей компании. В общем, смело, но бьёт куда-то в пустоту, поскольку грамотному человеку это неинтересно, а человек, только что научившийся читать по слогам, двести с лишним страниц подобного текста просто не одолеет. Ему как-то проще было с плакатами –посмотрит на картинку и со спокойной совестью пойдёт крушить храм.
Впрочем, есть в поэме места., актуальные и по сей день. Например, вот прямо про сегодняшнюю Украину и её отношения с НАТО:
«Баре белыми ручками машут,
Приглашают гостей почтенных,
Гордецов иноплеменных:
- Как вы с капиталом,
А мы с «человеческим материалом».
Эвон сколько у нас Пахомов-Ерём!
Не дорого берём».
«Новозаветная» поэма Демьяна послужила поводом для другого текста, без которого в этом разговоре тоже не обойтись. Это послание, до сих пор приписываемое Сергею Есенину, хотя в его авторстве на допросе в ОГПУ сознался некий Николай Горбачёв. Стихотворение длинное, из него обычно цитируют «Ты только хрюкнул на Христа, Ефим Лакеевич Придворов!» Попробуем привести другие, менее известные строки:
«Демьян, в «Евангельи» твоём
Я не нашёл правдивого ответа.
В нём много бойких слов, ох как их много в нём,
Но слова нет достойного поэта.
Я не из тех, кто признаёт попов,
Кто безотчётно верит в Бога,
Кто лоб свой расшибить готов,
Молясь у каждого церковного порога.
Я не люблю религию раба,
Покорного от века и до века,
И вера у меня в чудесные слова —
Я верю в знание и силу Человека.
Я знаю, что стремясь по нужному пути,
Здесь на земле, не расставаясь с телом,
Не мы, так кто-нибудь другой ведь должен же дойти
К воистину божественным пределам.
И всё-таки, когда я в «Правде» прочитал
Неправду о Христе блудливого Демьяна —
Мне стало стыдно, будто я попал
В блевотину, извергнутую спьяну.
Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос
Далёкий миф — мы это понимаем, —
Но всё-таки нельзя ж, как годовалый пёс,
На всё и всех захлёбываться лаем».
Отсюда видно то, что, может быть, удобно не всем цитирующим «ударные» строки: автор «послания» выступает не с позиции верующего ортодокса, человека традиционных взглядов, а скорее с позиции марксиста-богостроителя или даже «цивилизованного» атеиста. Этот текст, ушедший в народ в 1926 году, позволяет лучше понять неизбежность той опалы, которая постигла Демьяна Бедного в тридцатые годы и от которой он так и не оправился до самой смерти. Он хорошо знал свою аудиторию, но в какой-то момент она его переросла – не аудитория «бывших» или «попутчиков», никогда его не жаловавшая, а те читатели, которые безусловно предпочитали трактор кресту, но уже не были готовы потреблять безвкусицу.
Игорь Караулов.