Лица с плакатов
Даже в художественном смысле – это, конечно, был тоже весьма смелый творческий эксперимент.
На грани, что называется.
А, может, и даже – за.
Молодая и, как к ней не относись с исторической точки зрения, жутко талантливая советская власть, не просто перевернула огромную и патриархальную страну. Она, по сути, еще и поставила на поток творческое производство людей нового типа, ранее человечеству совершенно неизвестного: не только художников, писателей, музыкантов и поэтов, кстати, о которых мы вам рассказываем. Но и, прежде всего, тех, с кого они писали свои «плакаты». Тех, в кого последующие, иной раз чересчур самоироничные, поколения отказываются даже верить, обвиняя молодое советское искусство то в «ходульности», то просто в «упрощении и вульгарности». И, кстати, напрасно.
Иной раз это был отнюдь не плакат и тем более не «красный лубок», а самый, что ни на есть лютейший социалистический реализм. И сейчас, читая вполне себе документальные биографии этих людей, строителей нарисованного на оберточной бумаге грядущего, людей, будто шагнувших с «агитпроповского» плаката в жизнь молодого советского государства, понимаешь, что, если, как советовал советский поэт Николай Тихонов, «гвозди б делать из этих людей» (с), - то это был бы совершенно бездарный и бесхозяйственный, на уровне преступной халатности, перевод драгоценного человеческого материала.
Потому как едва ли не голыми руками и одним неукротимым напряжением человеческой воли эти люди реально переделывали косный материальный мир. Причем, некоторые, извините, «советские белокурые бестии» делали это, даже не обращая особого внимания на всякие глупости и условности, типа разных там революций и надоедливых гражданских войн. Или, к примеру, двух лагерных сроков в самый разгар сталинских репрессий, которые ничуть не вредили научной и творческой карьере.
И, даже, не прерывали научных исследований и геологических экспедиций, к примеру.
А пока – немного о самом Ушакове, жизнь которого постоянно превращалась то в классический авантюрный и приключенческий роман, то в советский героический эпос, то – в откровенный героический плакат с демонстрации трудящихся, изображающий пламенного и яростного молодого дальневосточного большевика. А то и в портрет мудрого и ответственного научного и партийного руководителя, старающегося не выпячивать себя на первый план: мало кто знает, что уполномоченным правительственной комиссии по спасению экипажа и пассажиров советского парохода «Челюскин», затонувшего в Чукотском море, был именно Ушаков. Как мало кто помнит и то, что, к примеру, инициатором переоборудования теплохода «Экватор» во всемирно известное научное судно «Витязь», о котором столько фильмов снято и столько спето советскими бардами в шестидесятые-семидесятые (да чего там, - до сих пор, в общем, поют), тоже стал, - уже, фактически, будучи смертельно больным человеком, большим советским ученым и очень авторитетным научным начальником, - именно этот, совершенно потрясающей неукротимости персонаж.
А еще «великий путешественник ХХ века» оказался, на удивление, очень талантливым писателем.
По крайней мере, его автобиографическими книгами «Остров метелей» и «По нехоженой земле» яростно зачитывались советские мальчишки, начиная с тридцатых годов и по восьмидесятые. Включая автора этих строк, разумеется: до сих пор помню эту книжку в непривычно яркой суперобложке, изданную не существующим уже ныне, а тогда более, чем успешным, издательством «Мысль».
Сейчас ее, разумеется, не переиздают и не потому, что она была бы коммерчески неуспешна: «Мысль» была хозрасчетным издательством и зарабатывала в советские времена вполне прилично. Просто герой Ушаков самим фактом своего существования очень мешал декларируемому «воспитанию квалифицированного потребителя», которому куда ближе гомосеки из ныне запрещенного и порицаемого «Лета в пионерском галстуке», чем героические советские полярники. Да и вообще, помните еще, наверное, это «интеллигентское»: не делайте мне тут этот ваш пошлый совковый плакат. Русским детям, по мнению этой прекрасной публики, сейчас частично сделавшей по тапкам через Верхний Ларс, было куда полезнее готовиться к ролевым играм с богатенькими западными «усыновителями», чем по снежным горкам, играя в никому не нужных героев-полярников, извините, скакать. Растрачивая, так сказать, юный горячий пыл на бесполезные северные дела.
Среди всех полярников, которые были культовыми героями в советских 30-х, почти такими же, как первые космонавты в 60-х и куда круче, чем любой Виктор Цой и прочие рок-идолы 80-х – 90-х годов прошлого века, - именно Георгий Ушаков, пожалуй, был самым эталонным. И просто по биографии, и по творческому переосмыслению судьбы.
Представьте себе мальчишку, родившегося в самом начале прошлого века в далекой казачьей станице в глухой Амурской тайге (ныне село Лазарево Еврейской АО), мягко говоря, в далеко не богатой семье. Который учился читать при помощи отца по стихам Пушкина, единственной доступной книге, потому что в далекой станице не было не то, что школы, - даже церкви не было.
Хорошо еще, что в часовенку поп время от времени приезжал, целое событие для станицы.
Мальчишку, уже к десяти годам ставшего опытным таежником и охотником, и, с благословения неважно себя чувствовавшего отца, увидевшего в сыне неуемную тягу к знаниям, отправившегося в Хабаровск, - почти без денег, в полном одиночестве, в одиннадцать с небольшим лет, - чтобы просто «учиться».
Потом, - хабаровское реальное училище, «ночлежки» (жить было просто негде), подработки разносчиком газет, переписчиком, помощником парикмахера, - да любая работа, которую Бог мальчишке пошлет.
Чуть позже, в принципе, - повезло.
Смышленого паренька, знающего дальневосточную тайгу как свой задний двор, присмотрел и определил себе в помощники, «мальчиком на побегушках» - параллельно учебе в реальном училище, разумеется, - великий путешественник и разведчик, офицер русского генерального штаба Владимир Клавдиевич Арсентьев.
Тот самый, знаменитый уже на всю Россию, если не на весь мир.
Автор в ту пору еще не опубликованных, хотя уже и, фактически, написанных, «В дебрях Уссурийского края» и, естественно, культового «Дерсу Узала».
А потом была революция и страшная гражданская война, в которой Георгий Ушаков, понятное дело, сражался на стороне «красных»: тут нечему удивляться, на их стороне был даже его учитель, полковник уже к тому времени Генерального штаба Е.И.В, русский разведчик и великий путешественник В.К. Арсентьев.
Тут выбора особого не было.
Дальний Восток - это все-таки не совсем европейская Россия.
Это у нас здесь, к примеру, адмирал Колчак – замечательный гляциолог, полярный исследователь и романтический (по телевизору показывали!) герой белого движения. В Восточной Сибири и на русском Дальнем Востоке – это, в первую очередь, - грязный палач и, не скрывающий свою ненависть к сибирякам, британский шпион. Поэтому выбор юного амурского казака был вполне понятен: Амурская красная партизанская армия, большевистское подполье во Владивостоке.
Потом, уже после победы красных, - партийная работа, позже, - направление в органы Госторговли: хозяйственная жилка в будущем великом полярном исследователе всегда была преизрядная. И она ему очень пригодилась потом, при тщательном планировании и организации безумной сложности экспедиций.
Естественно, начиная с 1921 года, параллельно службе – Дальневосточный Университет, тяга к знаниям никуда не пропала.
А вот далее, - уже первый настоящий подвиг.
Благодаря которому двадцатишестилетний Ушаков навсегда вошел если не в историю российской науки (хотя и нее тоже, справедливости ради), то, совершенно точно, в историю современной мировой политической географии: именно благодаря этому, молодому тогда парню, «родильный дом белых медведей», острова Врангеля и Геральда принадлежат России, а не Великобритании.
Сухая строка в энциклопедиях: в 1926-1929 годах тов. Г.А. Ушаков был первым представителем Советской России по управлению и заселению островов Врангеля и Геральда. Ничего особенного.
Помимо всего прочего на эти острова, из-за их выгодного географического положения, - идеальная база для аэродрома и стоянки модных тогда еще дирижаблей, - активно и не безосновательно претендовали еще и вечно сующие свой нос куда не надо англичане, отправлявшие туда экспедицию за экспедицией. Вот, молодой Советской власти и пришлось срочно основывать там поселение чтобы хотя бы просто чисто юридически доказать «хозяйственное использование». После чего острова Врангеля и Геральда и были окончательно закреплены за молодой советской Россией.
Возглавлял поселение и экспедицию молодой Георгий Алексеевич Ушаков.
Который не только сумел заставить выжить колонию, заселенную, преимущественно, чукотскими эскимосами. С которыми надо было еще уметь найти общий язык, особенно, если ты реально молодой парень, - хоть и с большим жизненным опытом, в том числе и выживания, ну, - так-то раньше была только тайга.
А тут – бесконечная белая равнина, где постоянно дуют злые ветры (свою книгу об этом периоде жизни Ушаков не просто так назовет «Остров Метелей»), дорогу которым перекрывают только безжизненные нагромождения каменных утесов. Да коварные льды великого Северного ледовитого океана, покрытые все тем же белым снегом, под которым прячутся трещины и полыньи.
А чтобы «русского начальника» и «большого большевика» эскимосы по-настоящему уважали – он должен был быть первым и тут. Как итог – сколько их было, тех полыньей, в которые он проваливался, в том числе и спасая признававших его безоговорочный авторитет эскимосов, - насмерть застуженные почки, хроническая болезнь, которая очень мешала ему в последующих экспедициях.
Но остановить, естественно, не могла.
Неслучайно же, когда его потом восторженные журналисты расспрашивали, «как стать полярником», Ушаков честно отвечал: «не знаю, я стал исследователем высоких широт еще до того, как появилось слово «полярник» (с). Ну, и с кого плакаты-то тогда еще, как не с него, простите, молодым художникам рисовать?
А еще – горы научного материала: записи, карты, зарисовки, результаты топографических наблюдений, коллекции растений и минералов, бесценные, - в том числе для военных, - сведения о ледовой обстановке и навигации в регионе, очень увлекательные этнографические наблюдения, почерпнутые в ходе повседневного общения с полудикими эскимосами: приложения с описанием обрядов, исторических и волшебных преданий, до Ушакова существовавшие только в виде устной традиции.
И, помимо всего прочего, детали эскимосского повседневного быта и запретных шаманских практик. К которым, кстати, Георгий Александрович, как истинный коммунист, относился, разумеется, с недоверием. Но как любой нормальный полярный исследователь-практик, с полным, что называется, уважением. Как кто-то справедливо отметил – с атеистами на войне не очень-то хорошо.
А Арктика – это та же война.
Ну, и, в плюс к бесценному научному материалу и хронической болезни почек Георгий Алексеевич Ушаков заслужил орден Трудового Красного Знамени и приглашение в будущий город-герой Ленинград.
В науку.
В 1930 году по прежнему молодой, но уже именитый и знаменитый Г.А. Ушаков становится заместителем директора знаменитого ленинградского Всесоюзного Арктического института И еще по дороге в Питер, в поезде, знакомится с таким же фанатиком севера геологом Николаем Урванцевым.
После чего буквально в течение года, вместе с все тем же Урванцевым, совершает свою самую великую и знаменитую экспедицию на Северную Землю. С высадкой на берегу, на который никогда не ступала нога советского человека. Еще раз, - два человека просто знакомятся в поезде в Питер, - нет, они друг о друге, безусловно, слышали.
Еще бы.
Мир полярных исследований узок.
Но – так, мельком.
Один – молодой большевик, талантливый путешественник и, как выяснится чуть позже, гениальный администратор. Другой - геолог еще русской императорской академической школы, один из самых, на тот момент времени, геологов молодого СССР.
Лично эти люди знакомы не были. Но мир в те странные годы действительно будто сошел с плаката.
И был удивительно легким на подъем.
Нет, безусловно, - кто из нас в молодости не делал разных глупостей, особенно после почти что знакомств с симпатичными и близкими по духу людьми в поездном в вагоне-ресторане. Всякое бывало, признаться.
Но чтобы вот так вот, - сбежать в количестве четырех человек, из которых только два исследователя (еще в этой головокружительной авантюре участвовали охотник Сергей Журавлев и молоденький радист Василий Ходов), на целых три года на не хоженую никем суровую полярную землю. Обойти ее всю (площадь архипелага около 37 тысяч кв км), на секундочку (!) пешком и на собаках, иногда по пояс в ледяной воде, - и это не фигура речи, - параллельно ни на секунду не прекращая научной деятельности, - это, знаете ли, на мой вкус вообще за гранью человеческих возможностей. Вот, краткие итоги этой блистательной и предельно точно, можно сказать, научно просчитанной авантюры.
Экспедиция доказала, что Северная Земля не остров, а материк.
Были открыты образующие архипелаг острова, которые получили названия Пионер, Комсомолец, Большевик, Октябрьской Революции, Шмидта (ну, да, Георгий Алексеевич был, что называется, истинный большевик, а Урванцеву было, в известной степени, по фиг). Были открыты новые проливы, в том числе пролив Шокальского, что особенно важно сейчас, когда считаются разные варианты маршрутов движения по великому Северному морскому пути. Николаем Николаевичем Урванцевым попутно было открыто и описано колоссальное месторождения оловянных руд. А бывшее название крупнейшего из островов просто стало названием всего архипелага.
Северная Земля.
Еще раз – вчетвером.
Пройдя за два года около 11 тыс. километров, пешком и на собаках (точнее втроем, радист Ходов всегда вынужденно оставался на станции), не считая «радиальных» выходов с целью оборудовать склады продовольствия на пути будущих научных маршрутов, проведя в сложнейших условиях инструментальную съёмку площади в 26 700 км², вынужденно передвигаясь только в период зима/весна, чтоб можно было вести съемку и был твердый лед. Иногда почти сутками по пояс в ледяной воде (что там со сроками гибели от переохлаждения? Этих людей это не касалось), перенося собак (!) и научное оборудование в нартах на руках, чтобы собаки и инструменты не погибли от воды и холода. И вас еще удивляет, почему они, будто сошедшие живыми с героических плакатов, стали и сами живой пропагандой того, что может настоящий русский человек модернистского советского столетия: а Ушаков еще и университетский курс, так к тому времени и не оконченный, не забывал. Но доктором наук все равно стал honoris causa, без защиты и много позже.
Когда слишком уж очевидная стала степень его заслуг.
И еще – эти люди были удивительно, просто плакатно искренни. И Урванцев, и Ушаков вспоминают в своих мемуарах, как они отмечали 7 ноября: с поднятием флага, с салютом из карабинов, даже с маршем мимо знамени в составе троих человек. Четвертый, радист, напомним, оставался на острове в экспедиционном домике.
Поэтому в парадах участия не принимал…
Дальнейшие судьбы наших героев сложились очень по-разному.
Георгий Ушаков уже в 1934 году руководил экспедицией, снимавшей челюскинцев со льдины, а 1935 прокладывал Северный морской путь, возглавив первую Высокоширотную экспедицию Главсевморпути на ледокольном пароходе «Садко». Потом занимался внедрением механизации в арктические проекты, а в 1936 году с нуля создавал Главное управление Гидрометслужбы СССР при СНК СССР. После войны принимал самое активное участие в создании великого Института океанологии при АН СССР. Похоронен, согласно завещанию, на острове Домашний (до сих пор необитаемый архипелаг Северная Земля), урну с прахом великого землепроходца и первооткрывателя его товарищи и ученики доставили туда и замуровали в бетонную пирамиду. Именем Георгия Алексеевича назван остров в Карском море, мысы на островах Врангеля и Нансена, банка Ушакова в Баренцевом море и, даже, горы на Земле Эндерби, в Антарктиде, хоть там он никогда не бывал. Просто великого путешественника и первопроходца, никогда особо не выпячивающего себя на передний план, весьма чтили те, кто дает названия: то есть в профессиональной среде.
А вот Николай Николаевич Урванцев, награжденный вместе с Ушаковым за Северную землю высшей наградой тех лет, Орденом Ленина – сел. И, в общем, откровенно так говоря, - было за что, он не очень сильно и, поговаривают, возражал: великий советский геолог Николай Урванцев был вполне себе конкретным колчаковцем и даже, отчасти, британским шпионом: есть документальные свидетельства, что в 1919 году Николай Урванцев был командирован Колчаком в район Норильска на разведку каменного угля для кораблей Антанты. И именно этой экспедицией в 1920 году на западе полуострова Таймыр в районе реки Норильской было сначала открыто очень богатое месторождение каменного угля, а чуть позже, в 1921 году им же, Урванцевым, было открыто и богатейшее месторождение медно-никелевых руд с высоким содержанием платины: Колчаку с Антантой это, по вполне понятным причинам, не пригодилось.
А, вот, сначала Советской власти, а потом и господину Потанину, - вполне.
Так что, сегодняшний «Норильский никель» и вообще город Норильск – это именно Урванцев. И норильчане это прекрасно помнят: «домик Урванцева» (на фото) там памятник и символ начала городской истории.
Ну, а в 1938 году Николай Николаевич был, как многие тогда, арестован и осуждён на 15 лет исправительных лагерей за «вредительство и участие в контрреволюционной организации». В феврале этот приговор был отменён за отсутствием состава преступления, но уже в августе Н. Н. Урванцев был снова арестован и осуждён на 8 лет: документы об участии в колчаковском движении были, скрывай не скрывай.
Сидел Урванцев, правда, тоже довольно своеобразно: советскую власть можно было назвать чрезмерно жестокой, но во глупой она, чтоб не говорили ее враги, не была никогда: иначе б просто не победила. И потому, справедливо рассудив, что «колчаковцу» Урванцеву с его любимого Таймыра бежать все равно не за чем и некуда, просто отправила его искать на все том же Таймыре секретные урановые руды: злые языки поговаривали, что не осуждения, ни освобождения в 1945 году этот фанатик геологии и севера даже особо и не заметил. Хотя это, разумеется, апокриф, и все было, некоторым образом, не так.
Тем не менее, Ушаков таки был вынужден убрать Урванцева из великой эпопеи исследования Северной Земли. Времена были суровые, да и большевиком Георгий Алексеевич был, что называется, истовым. Даже из мемуаров «По нехоженой земле», с легкой руки Максима Горького расходившихся в тридцатые-сороковые миллионными тиражами, вымарал, хоть это было и совсем не легко.
Что тут можно сказать.
Когда я был уже довольно взрослым молодым человеком и пробовал делать свои первые шаги в журналистике, кто-то из старых геологов (а я из «геологической» семьи, мама, Царствие ей Небесное, один из первых полевых исследователей бухты Тикси побережья Моря Лаптевых) рассказывал в большой компании, как на одно из «северных» совещаний в 50-е, которое проводил Ушаков зашел неторопливо Урванцев. Уже восстановленный во всех своих званиях и чинах, тогда у Сталина с этим было просто.
Не Урванцев первый…
Все замерли.
Два монстра, два айсберга, две неодолимых воли.
Ну, думают, сейчас такое начнется.
Тишина была, фактически, гробовая…
…Деды коротко, хоть и крепко, обнялись.
Смахнули слезу, чтоб никто не видел (хотя все и заметили) и уселись рядом работать: эмоции после, дело прежде всего. А маршрут, который Ушаков намечал, представлял очень серьезный интерес и для геологов.
Поэтому Урванцев и зашел.
Гвозди, говорите, из этих людей делать?!
Ага.
А зачем?
Только драгоценный человеческий материал на какую-то ерунду железную переводить…
И еще, - не стоит, знаете ли, удивляться, отчего советский агитпроп тех лет был так изумительно хорош: в прототипах там тоже были такие персонажи, которых оказаться достойным было честью для любого художника.
Такие уж были люди.
И такие, во всех отношениях удивительные, времена.
Дмитрий Лекух.
