Плохие парни
Малыш и Карлсон.
Первый — безвольный, инфантильный себялюбец. Второй — отъявленный смутьян и попиратель законности. Если смотреть на положение дел со стороны шведского, а так же американского и прочего западного общества. Эта священная для советских детей парочка одним своим существованием чуть было не похоронила блестящую карьеру фру Астрид Линдгрен. Во всём, как и всегда, виноваты были проклятые коммунисты — куда же без них. Впрочем, давайте-ка по порядку.
И про пропаганду не забудем.
И про Лёньку Пантелеева.
Интрига!
Жила-была на свете белом и в стране советской весьма миловидная девушка Лилиана Лунгина. Она была дочерью Зиновия Марковича — близкого друга и заместителя могущественного наркома просвещения Анатолия Луначарского. Её детство прошло в Германии и Франции, она вернулась в СССР в 1934-ом, ей было четырнадцать лет. Отучилась в самой, что ни на есть, советской и передовой «Школе радости» (№204 имени Максима Горького — в конце 90-ых так её отреставрировали. что от былой радости не осталось и следа), окончила с отличием филфак МГУ, потом аспирантуру ИМЛИ (Институт мировой литературы и опять же имени Максима Горького) в совершенстве владела французским и немецким — их и преподавала, но хотелось большего, багаж знаний требовал распаковки и расстановки по полкам жизни — а переводы славной девочке Лилиане не давали. Может, из-за происхождения, а может и ещё из-за чего — времена были непростые, а Луначарского не было уже очень давно.
Выход подсказал бывший сокурсник (и хороший приятель) руководитель «зарубежки» Детгиза Борис Грибанов (будущий идейный вдохновитель и куратор титанической советской 200-от томной «Библиотеки всемирной литературы): «Лиль, ну что ты упёрлась во французов с фрицами. Я ж тебе говорю — занято там, за-ня-то. Ищи в скандинавах. Языками викингов ты владеешь, вот и ищи. Найдёшь — твоё счастье. Будешь переводить. Даю слово!»
И Лилиана принялась за поиски, переворачивая в ведомстве Грибанова всё, что присылалось туда из «загнивающего западного мира», а присылалось немало. Надо ж было следить за веяниями в стане врага, вот и выписывали, что только могли.
В один очень прекрасный день Лунгиной повезло и по-крупному — она заприметила в стопке книжку с летающим толстячком на обложке и принялась спокойно себе читать её на шведском. Ей было тридцать пять. На дворе был 1955-ый. Она ухватила свою Жар-Птицу. Летающий увалень её совершеннейшим образом очаровал.
К Грибанову она направилась с решительностью, граничащей с отчаянием — в точности, как человек сорвавший бешеный куш в лотерею — могут же и не выплатить — всякое бывает. С порога заявила, что вот мол, как хорошо женщина некая неизвестная пишет (что Линдгрен ещё в 1946-ом получила шведскую литпремию, Лунгина, понятное дело, не знала — медалью Андерсена Линдгрен будет награждена в 1958-ом), Астрид Линдгрен зовут, нашим мальчишкам (да и девчонкам — чего уж там скрывать) придутся по нраву и будут в радость мелкие и чрезвычайно милые шалости счастливой парочки — Малыша и Карлсона, который живёт на крыше.
Милые шалости.
Придутся в радость.
Конечно, по сравнению с тем, что творилось на страницах полюбившейся советской детворе «Республики ШКИД» авторства Леонида Пантелеева (Алексея Еремеева, если взаправду), получившего свой псевдоним во «славу печальную» известнейшего петроградского бандита-главаря-налётчика Лёньки Пантёлкина, ликвидированного ЧК в феврале 1923-го, проделки Карлсона выглядели откровенным ребячеством и подростковой дурью. Приемлемо. Вернее — самое оно! А что он в окно к Малышу прилетает, так это ничего, не форточник же, приличный, в целом, персонаж.
Это мы о том, что грань между плохими парнями и «очень плохими парнями» в СССР была несколько условной и вовсе не такой, как на Западе. Герои революции, герои Гражданской — каких там только не было парней. Многие из них стали иконами, символами Страны Советов. И потому допускалось многое, а запрещать ребёнку лазить по крышам, пусть и семилетнему (это же сказка, как-никак), пусть и в компании оголтелого летающего друга — буржуазная заскорузлая мораль! В Великую Отечественную дети, да подростки на крышах дежурили — зажигалки тушили и ничего!
Так всё тогда было устроено — не оранжерейно.
Вон сколько исторических реальных примеров наличествовало вокруг.
И Лилиана Лунгина и Борис Грибанов «Республику ШКИД» читали и историю Пантелеева знали — он же был, как совершенно неуправляемый антисоветский элемент принудительно отправлен в Школу социально-индивидуального воспитания имени Достоевского для трудновоспитуемых (ШКИД), созданную Виктором Николаевичем Сорока-Росинским, а тот знал толк в деле выбивания дури из буйнопомешанных детей Октября — исключительно трудом и человеческим добрым участием («любовь к детям» — вот, как это называется).
А здесь что? А здесь ничего — точно, как у Линдгрен (уже в переводе Лунгиной) и написано: «На свете столько мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут нечего: Малыш — самый обыкновенный мальчик». А Карлсон — никак не чуднее канонического советского Старика Хоттабыча! И это всё не пустые додумки — в 1955-ом по всей стране советской продавалась и имела бешеный успех только что переизданная (первая версия была в 1938-ом) и очень по серьёзному дополненная в объёме книга Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч». И прекрасно было известно Грибанову, что Лагин пишет киносценарий и что и двух лет не пройдёт, как фильм выйдет на экраны СССР.
«Малыш и Карлсон», таким образом, идеально ложился в канву, звёзды сошлись, всё случилось и во время, и к месту. Советским детям нужны были весёлые приключения!
Секундочку!
А почему мы с такой настойчивостью говорим о Пантелееве? Он же по крышам не лазал? Ха. Извините... Ещё как лазал, почитайте биографию (как минимум в двух различных вариантах существует и оба — огонь огненный — пионеры американских прерий отдыхают точно как пенсионеры). Дело в том, что воспитателя Пантелеева, того самого Сороку-Росинского, мягко говоря, подсидела Надежда Константиновна Крупская. Методы ей, видите ли, не нравились. Только вот сама Крупская Стране Советов таких героев, как Пантелеев не воспитала, а Сорока-Росинский воспитал (их там много было). Потому существовал негласный ценз: «Что там у вас? Прям жуть? Ну, не страшнее «Шкида»? Ну, и давайте! Напечатаем!» Кроме прочего не забывайте, Гайдар в шестнадцать лет полком командовал, а к двадцати пяти уже был мэтром литературы — для детей.
Ориентиры были серьёзные — не травоядные. Карлсон на их фоне — божий одуванчик. И тем смешнее выглядит настороженное к нему — до сих пор — отношение на переставшем загнивать и уже окончательно сгнившем Западе.
Если что в Стране Советской решили, то всё будет обязательно. Лунгина перевела книжку Линдгрен (последовательно практически все её книжки) так, что та и сама ахнула (впоследствии). Уровень работы над текстом, а фактически, нового его написания (будем честны — гениальный переводчик, он всегда и гениальный соавтор) был запределен. Остроты, колкости, живейшие бытовые сценки, хулиганские похождения и бандитские проделки насыщали повествование под самую завязку. Иллюстрации поначалу взяли канонические, художницы и подруги Линдгрен, Илон Викланд. Нормальные иллюстрации. Но... Не цепляющие советского человека. Извините, ребёнка.
Издали. В 1957-ом.
Продали за пару-тройку лет триста (!) тысяч экземпляров.
И крепко задумались.
Надо же понимать — для советского времени такие тиражи детской литературы, это было ничто, смех на поляне. Лунгина, с ней понятно, сделала себе имя, подружилась по переписке с Линдгрен, завоевала доверие издателей, взялась за переводы Ибсена, Шиллера, Бёлля, Виана, Ажара, Кюртиса и много ещё кого, а дети?! Детям достался замечательный мир скандинавской литературы (год от года он будет в СССР расширятся, например, Владимир Смирнов блестяще переведёт сказки Туве Янссон), но на серьёзный успех вся история не тянула.
И тут.
Глаз Бориса Степанцева упал на «Малыша и Карлсона».
Великий феномен советской мультипликации вообще до сих пор нами не изучен и не понят. Вот почему мы никогда не шли протоптанной тропой? Винни-Пух у нас свой. Маугли — свой (американцы его своим детям не рекомендуют, мол «обилие сцен насилия»). Карлсон — тоже свой, да ещё какой! Советская мультипликация, она потому и лучшая в мире, что представляет собой сплошное поле творческого эксперимента. В спину не толкали, не гнали, что надо — давали, только твори! И творили.
Степанцев книгу про летающего толстяка прочитал (уж как она ему в руки попала) и пошёл к своей правой руке, художнику «номер один» (он и правда - был уникален) Анатолию Савченко. К слову, это был 1967-ой, два года назад они выпустили в тандеме мультик «Вовка в Тридевятом царстве» и мультик тот был народом и детьми разобран на цитаты до последней, что называется, пуговицы.
«Щас я как всё это замесю! Это чё, тесто? Чё она такая липкая?..»
«Ух ты, подумаешь! Килька несчастная!..»
Продолжать можно до бесконечности. Савченко перед началом работы (практически никогда) первоисточник (если он был) не смотрел, а читал только сценарий и всё придумывал из головы, каждого героя в отдельности и в во всех подробностях. Через неделю после первого разговора он принёс Степанцеву наброски и понеслось.
А надо сказать, что Анатолий Савченко был в работе человеком предельно целеустремлённым и до дела «злым» — в семнадцать (в 1941-ом) совсем мальчишкой он ушёл добровольцем на фронт, воевал в пехоте, был ранен, демобилизовался только в 1947-ом. Борис Степанцев, хоть и не воевал, а представление о дисциплине имел соответствующее — пять лет срочной службы на флоте, с 1949-го до 1954-го. Вместе они представляли собой гремучую смесь, «коктейль Молотова», помноженный на сто. Успех «Малышу и Карлсону» был обеспечен.
Раневскую на роль Фрекен Бок пригласил именно Савченко. Ливанова на роль Карлсона нашёл Степанцев. Малыша озвучила Румянова — многие «детские» голоса того времени принадлежали ей.
Когда мультфильм «Малыш и Карлслон» вышел — мир рухнул. Количество анекдотов, цитат, шуточек и прибауточек зашкаливало. Успех был тотальным. Вторая часть мультфильма «Карлсон вернулся» ввергла всех советских граждан и всех советских детей в какое-то окончательное и бесповоротное ликование.
Тиражи книг о Малыше и Карлсоне подскочили так, что не успевали печатать. К 1974-ому продали 10 миллионов экземпляров и конца-края продажам видно не было. «Ну... Это уже кое-что!», — удовлетворённо прозвучало в Главлите. Такие были времена. Эпические.
Линдгрен много раз приезжала в Москву, встречалась с Лунгиной, общалась с пионерами. Будучи давно и совершенно состоявшейся, и ни в коем случае не нуждающейся в деньгах, она, вечная защитница детей (и это чистая правда — Линдгрен всю жизнь боролась за запрет телесных наказаний) собственноручно дала разрешение «Детской литературе» на печать повестей о Карлсоне без авторских отчислений. В Швеции и мире эти три книжки и близко не имели такого успеха и таких заоблачных тиражей.
Детвора в Малыша и Карлсона влюбилась.
Да и взрослые тоже.
Для всего же прочего мира такой подход к продвижению детской литературы в массы был наглядным и абсолютно реальным примером того, что в СССР, похоже, и правда — всё лучшее принадлежало детям.
Знаете, плевать, что Карлсон «им» не нравится. Плевать, что в Америке изымают из библиотек «неполиткорректного» Марка Твена. Плевать...
Главное — у нас с головой всё в порядке. И наш Карлсон — он самый лучший в мире. Отважный, находчивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил и это благодаря ему мы теперь знаем, что «от пирогов не толстеют». Как и от всего, что было сделано «безжалостной советской пропагандой тоталитарного советского строя».
Так что, спокойствие, только спокойствие!
Пустяки.
Дело-то житейское!
Сергей Цветаев.
