Природа плаката
zoom_out_map
chevron_left chevron_right

Природа плаката

«Сыграв блестящую роль в годы бурь и натиска, плакат, однако, далеко не исчерпал заложенных в нем возможностей. Золотой век его впереди. Это, мы полагаем, дает основание привлечь внимание читателя к героическому периоду его развития. Нам думается, кроме того, что именно с помощью этого порождения улиц и площадей произойдет то сближение искусства с народом, которого ожидали иные мечтатели. Не картины, развешенные по музеям, не книжные иллюстрации, ходящие по рукам любителей, не фрески, доступные обозрению немногих, но плакат и „лубок“ — миллионный, массовой, уличный — приблизит искусство к народу, покажет ему, что и как можно сделать с помощью кисти и краски, заинтересует своим мастерством и развяжет нерастраченные запасы художественных возможностей, дремлющих в народном сознании. В последнем смысле мы приписываем этому виду искусства огромную художественно-просветительную миссию». - из предисловия к монографии «Русский революционный плакат». 



  Вячеслав Полонский пишет эту книгу не случайно, в годы гражданской войны (1916—1922) ему довелось руководить редакционно-издательской работой, обслуживавшей Красную армию. Одной из важнейших отраслей этой работы был плакат. Советскому Союзу нет еще и десяти лет, но в прекрасно иллюстрированном издании — ворох хромолитографированных воспроизведений работ ведущих авторов политического плаката: В.Дени, В. Лебедев, И.Малютин, Д.Мельников, В.Маяковский, П.Алякринский, Д.Моор и других. 

Фамилия Полонского знакома нам больше по его непримиримой критике «ЛЕФа», его уважали и ценили как блестящего критика, исключительно владеющего пером, но многие не терпели его за ту же публицистику. Маяковский отвечал Полонскому взаимной неприязнью, которая началась из-за различия во взглядах на роль писателя в обществе. 

Вячеслав Павлович Полонский (настоящая фамилия - Гусинский, 1886 - 1932) родился в Петербурге, в семье часовщика. Студентом участвовал в революционном движении, примкнул к меньшевикам. Вступив в РКП(б) вскоре после Октябрьской революции, начал активную литературную деятельность. Мобилизовался в 1919 году и перешел на военную работу. Во время Гражданской войны руководил литературно-издательским отделом Политуправления Красной армии. Познакомился с Л. Д.Троцким. Именно Полонский организовал массовый выпуск агитационных плакатов. В 1922-м пишет статью «Русский революционный плакат», в 1925-м выпустил монографию с тем же названием. Полонский был начальником отдела военной литературы, председателем Военно-исторической комиссии и Высшего военного редакционного совета, организатором и заведующим Государственным военным издательством. Весной 1925 года после демобилизации оставил работу в Красной армии. 

Это плакат. Он кричит с забора, со стены, с витрины. Он нагло прыгает прохожему в зрачки. Хочет прохожий того или не хочет, занят он или нет, спешит или убивает время — плакат внимание на себя обратил. Чем? Прежде всего — огнем цветных пятен, своеобразным и кричащим сочетанием красок. Эта черта определяет плакат. Его задача — выйти из ряда, пробиться вперед из массы листов, афиш, объявлений, облепивших заборы и стены. И то, что хочет, плакат должен сказать в один прием, без разжевыванья, без размышлений. Он весь в этом ударе — односложном, но метком, незамысловатом, но впечатляющем. Надпись его коротка, как вскрик. Рисунок элементарен, как схема. Что выражено двумя, тремя словами, то показано красками ярчайшими, без лишнего мазка, с ясностью предельной. В тексте не должно быть лишнего слова, в живописной композиции — лишнего штриха. Экономия — прежде всего. Плакат является живописным выразителем формулы, которой подчинена вся коммерческая, торгово-промышленная жизнь индустриальных стран: „время — деньги“. - Вячеслав Полонский, из монографии «Русский революционный плакат»

В 1926 году по рекомендации Луначарского Полонский назначен по совместительству заведующим Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина, Москва) (1929-1932) и одновременно главным редактором журнала "Новый мир", добившись наибольшего тиража среди всех литературных журналов СССР. 

В течение десяти лет Вячеслав Полонский опубликовал множество статей - большинство из которых выпускалось в виде сборников: "Уходящая Русь" (1924), "Марксизм и критика" (1927), "О современной литературе" (1928 — 1930). Открывала сборник «Уходящая Русь» статья «Интеллигенция и революция»: «Столкновение интеллигенции с революцией превратило первую в груду осколков», «Старая интеллигенция умерла и не воскреснет, потому что не возвратится вчерашний день…» Свою «Уходящую Русь» Сергей Есенин напишет, как ответ Вячеславу Полонскому. Поэму о тех, кто и есть Русь. К сборнику «О современной литературе» Полонского портреты пишет Натан Альтман - Бабель, Пильняк, Вересаев, Толстой... 

Как историк занимался изучением анархизма, в основном фигурой Бакунина. Опубликовал его краткую биографию (1920, 3-е из-д. 1926), исследование «М. А. Бакунин. Жизнь, деятельность, мышление» (1922), о котором К. И. Чуковский писал автору: «Ваша книга о Бакунине — чудесная, талантливая, изящная и местами мудрая книга… Вы каждую минуту ясно видите своего героя, с ног до головы художественно ощущаете его, и оттого те главы, где он появляется персонально, — великолепны. <…> Вы страшно трезвы: видите сразу и величие Бакунина, и его мелкость…».  С другой стороны, полемизировал о Бакунине с Давидом Борисовичем Рязановым, революционером и основателем музея К.Маркса и Ф.Энгельса. Так, Рязанов писал: «Главный редактор «Печати и революции», полуредактор «Нового мира», полуредактор «Красной нивы» <так!>, — он ходит, грудью вперед, нос вздернув — дозором в садах советской словесности и наводит порядок. Опечатка в литературе, описка в науке, обмолвка в искусстве, — наш Дон Базилио усердно собирает в свой блокнот опечатки, описки, обмолвки, ошибки пера, чтобы поставить их кому-нибудь в строку и увеличить таким образом число «впрыскиваемых» им строк». 

Возвращаясь к дуэли Полонского и Маяковского, отмечаем два разных подхода к тому, каким образом писатель должен выражать себя. Маяковский считал долгом писателя работать для пролетариата, в интересах партии. Полонский - как подсказывает автору его внутреннее состояние и психологический мир, то есть радел за "есенинщину", которую так терпеть не мог Маяковский. Поэт видел в противнике представителя "новых русских греков, которые все умеют засахарить и заэстетизировать".

После суицида Облака в штанах, Полонский написал: "Его можно было любить. Его можно отвергать. К нему нельзя было лишь оставаться равнодушным. Это потому, что в поэзии его горел настоящий огонь, обжигающий и неостывающий".

А так как особенностью плаката революции является сложная литературная тема, связанная с кровными интересами народных масс, то нам сделаются понятными трудности, которые приходилось преодолевать художникам революции. Рекламный плакат стремился лишь забить гвоздь памяти в сознание потребителя; революционный не ограничивается информацией. Он требует, призывает, приказывает, повелевает. Плакат — орудие массового внушения, средство организации коллективной психологии. Резкое отличие плаката революционного от плаката-рекламы сделается ясным, если „классической“ рекламной литографии Бернгарда, о которой мы говорили выше, будет противопоставлена классическая „революционная“ литография Д. Моора: „Ты записался добровольцем?“  - Вячеслав Полонский, из монографии «Русский революционный плакат»

Резкая оценка литературных и политических фигур, которую допускал критик Полонский, сгладилась после высылки Льва Троцкого. "Где борьба, там - романтика", - писал он в одной из статей того времени.

Запись из дневников, датированная 21 июня 1931 года: "Ездил на три недели в Челябинск и Магнитогорск - на стройку. Со мной: Гладков, Малышкин, Пастернак и Сварог...» Результатом той поездки стала книга "Магнитострой", датированная июнем, а в августовском номере »Нового мира" за тот же 1931 год выходит журнальный вариант. В Магнитогорске писатели пробыли несколько дней, окунувшись "в лихорадку буден", основательно изучили “кухню” технологического производства, сделали сотни записей, и практически немедленно после этого последовали вышеуказанные печатные произведения, подписанные Полонским. 

В январе 1930 года в Магнитогорске   при редакции местной газеты был создан литературный кружок "Буксир". Литераторы Неверов, Завалишин, Макаров и другие объединились в "рабочую ассоциацию пролетарских писателей для оказания помощи литературным кружкам и руководства ими с целью призыва рабочих ударников в пролетарскую литературу". Сюда Свердловский обком партии, который курировал Уральскую область, включавший в то время нынешнюю Челябинскую область, и пригласил Вячеслава Полонского в 1932 году прочитать ряд лекций по истории литературы. В Москву Полонский вернулся в цинковом гробу. 

"Как-то он пригласил меня к себе домой. Мы сидели в его маленьком кабинете, заваленном книгами и рукописями.

Он говорил: "Вы знаете, я очень устал. Мне нужно на время куда-нибудь уехать, чтобы соскучиться по этой обстановке и снова с аппетитом взяться за работу. И я еду в Свердловск. Меня пригласили на пару дней прочесть несколько лекций по истории литературы.

И он уехал.

Через несколько дней мне позвонил приехавший из Свердловска поэт Берестянский: "Умер Вячеслав Полонский. Он где-то по дороге подхватил сыпной тиф и вот..."

Через несколько дней в Москву привезли цинковый гроб, в крышке которого сквозь маленькое стеклянное окошечко была видна голова Полонского, наголо остриженная. Это было страшно.

Смерть Полонского была безвременной. но я скажу - кто знает, может быть, такая смерть избавила его от более страшной участи - неминуемого ареста, истязаний и расстрела". - художник Борис Ефимов

Поэт Корней Чуковский записал в своем дневнике первого марта 1932 года:"Умер Полонский... Сегодня его сожгут - носатого, длинноволосого, коренастого, краснолицего, пылкого. У него не было высшего чутья литературы: как критик он был элементарным, теоретиком - домотканым, самоделковым, но журнальное дело было его стихией: он плавал в чужих рукописях, как в море..."

Именно Вячеслав Полонский был тем человеком, чье личное ходатайство перед Троцким, за связь с которым в дальнейшем он претерпевал различные скорби, спасло от голодной смерти Федора Сологуба и позволило продлить жизнь разбитому параличом великому русскому живописцу Борису Михайловичу Кустодиеву. 

Из ходатайства Вячеслава Полонского Льву Троцкому: 

Сологуб нам чужд идеологически, несмотря на его стихи последних дней (Звезда, № 2), где он называет большевистскую Россию — «спасенной Россией». Но его нельзя назвать человеком враждебным революции, не имеющим при этом никаких решительных заслуг, ни литературных, ни педагогических. Поэтому-то мне кажется, что не имеется серьезных препятствий для того, чтобы оказать ему поддержку в последние годы его жизни. Он, говорят, очень плох. Положение его тем более тяжело, что, как Вам известно, не так давно погибла его жена. Сейчас он одинок, беспомощен и [очень] болен.

Вопрос идет о назначении ему пенсии. Будучи убежден, что Вы не пройдете безучастно мимо судьбы этого писателя, обращаюсь к Вам с просьбой о содействии.

Я надеюсь, что Вы, Лев Давыдович, не рассердитесь на меня за это. Опыт с Кустодиевым показал, что из всех влиятельных товарищей Вы один приняли его дело близко к сердцу. Благодаря Вашему содействию удалось облегчить его положение. Это и заставляет меня вновь обратиться к Вам с настоящим письмом.

С коммунистическим приветом,

Пред ВВРС В. Полонский».