Боевое крыло
zoom_out_map
chevron_left chevron_right

Боевое крыло

В Советском Союзе было великое множество городов. В каждом городе был свой парк. В каждом парке — аллея пионеров-героев. А если и не в каждом, то в каждом втором, это уж точно. И это был, к величайшему сожалению так и не сумевший набрать максимальную внутреннюю силу, мощнейший проект красного агитпропа основанный на великой и горькой правде жизни — если дети верят в дело отцов — они в той вере своей идут до конца и платят за веру ту самую полную меру.

Они не стали полярниками — те пионеры-герои. Не стали лётчиками. Не возглавили крупнейшие комсомольские стройки. Не поднимали целину. Не летали в космос. Не жили в благословенные времена брежневского «застоя». Они и вообще — почти что не жили.

Дети — святые.

Ангелы в красных галстуках.

Без красных галстуков — многие из них и в пионеры вступить не успели.

Сколько сломано копий в «праведных и благородных ристалищах»: «Их надо канонизировать, они праведники! Но, их же нельзя канонизировать, они же не крещёные! Пионерия — героический эпос! Пионеры — от лукавого и нечистого и это всё советская пропаганда!»

Безумцы.

Все мы, в той, или иной степени, безумцы...

Дети — от лукавого?

Советская пропаганда не имела права говорить о подвигах детей?

На самом деле, мы знаем очень немного. Из того что «вколотил» нам в головы красный агитпроп — «поверхностный», ясное дело, куда ему, тому агитпропу большевистскому за ходом истории поспеть, когда дети, десятки тысяч (!) советских детей, те самые «растиражированные в СССР» подвиги совершали — как воздухом дышали. Они выросли в Красной империи! И когда грянула Великая Отечественная, вся их жизнь, весь огонь их сердец были подчинены одному — спасению Родины, на которую вероломно (а вот к этому слову мы ещё вернёмся) напала таких размеров всеевропейская фашистская гадина, что и представить нельзя!.. 

Но, разве же это ложь? 

Разве же этих детей не было и заместо них умирали боевые киборги НКВД? 

Нам не забыть никогда — шесть Героев Советского Союза — Лёня Голиков, Марат Казей, Валя Котик, Зина Портнова, Шура Чекалин, Боря Цариков. Так их называли, немного по детски, чтобы подчеркнуть малый их возраст, беззащитность перед лицом войны и смерти. Теперь давайте скажем вслух и поименуем их по другому, как на воинской поверке — Леонид Голиков, Марат Казей, Валентин Котик, Зинаида Портнова, Александр Чекалин, Борис Цариков. А ещё скажем — это лишь первые из первых, равные из равных. Повторимся — их были многие тысячи, десятки тысяч тех детей-воинов, пионеров и октябрят и беспартийных. Они любили свой дом, своих родителей, своих братьев и сестёр. Они ели простую еду, жили простую жизнь, думали о простых вещах — нам, из дня сегодняшнего, до той простоты не дотянуться ни за какие кренделя небесные — нет таковского в нас пороху. В нас — по большей части отринувших «кровавое наследие» собственного Древнего Рима —СССР.

Те дети, те прославленные на весь Советский Союз, а чаще прочего, безвестные герои, оставшиеся в памяти лишь знавших их лично — они не понимали, отказывались понимать и «принимать», почему и с какой стати должны отдать свой хлеб, свою и близких своих жизнь, своё счастье и своё небо— наглому, озверевшему от крови и безнаказанности врагу.

У войны нет детей.

У войны — солдаты.

Они умирали не за славу. Рождённые и выросшие в СССР. Выносили нечеловеческие страдания не за ордена. Знавшие одно время — время Советской Власти. Они были... За Родину. И именно от того и живы сегодня. Пусть и, десятилетие за десятилетием, истираемы (зачастую и со временем всё более и более сознательно) их имена. Наша память столь коротка... В пятидесятых о них говорили с благоговейным трепетом. В шестидесятых, с огромным почтением. В семидесятых, с уважением. В восьмидесятых полезли уже и про них прибаутки, примерно как про Штирлица. Но если Штирлиц, при всём к «МаксимМаксимычу» уважении, оставался персонажем собирательным, то эти мальчишки и девчонки с портретов в парковых аллеях городов СССР, были самыми, что ни на есть настоящими.

Пора бы, от прибауток отказавшись, взглянуть на историю детского, более чем осознанного, подвига по-новому. Пора бы воздать им должное. Не галочками — пантеоном памяти. 

 Если весь подвиг десятилетней пионерки Джемми Горячкиной, спасшей 31-го июля 1942-го наших тяжелораненых бойцов в застрявшем на переезде Расшеватский грузовике уложился в минуты, практически в мгновение, разве не достоин он канонизации? Хоть бы и в наших сердцах?

Немцы рвались на Кубань, Красная Армия отступала. В том грузовике, битком набитом ранеными, была и Дженни с мамой. На переезде машина заглохла намертво, а издалека на них мчался товарняк. И тихая девочка, в обычной жизни застенчивая и молчаливая, выскочила из кабины, сорвала красный галстук и побежала навстречу товарняку — галстуком подавая сигнал машинисту. Она кричала, она махала галстуком, под ноги она не смотрела. Они вообще никогда не смотрели себе под ноги, советские пионеры-герои. Товарняк остановился в метрах от грузовика, Дженни погибла под колёсами поезда, спася сорок с лихом душ.

Минуты. И вся жизнь. На глазах у мамы...

«Будь готов! Всегда готов!» Готовность выковывается годами, а значит... Значит, Дженни верила. Повесть о Дженни в 1974-ом написала поэтесса Светлана Гершанова. Многие ли из нас ту повесть, пусть и «для среднего школьного возраста», читали? 

Если подвиг одиннадцатилетнего Муси Пинкензона, заигравшего на скрипке в момент массового расстрела мирного населения станицы Усть-Лабинской  «Интернационал» уложился в минуты, практически в мгновение, разве не достоин он канонизации? Хотя бы и в наших сердцах?

Отец Муси, хирург Владимир Пинкензон, с немцами сотрудничать отказался и вся семья была арестована. В день массового расстрела, в ноябре 1942-го, Муся шёл ко рвам вместе со всеми и со скрипкой в руках. Надо сказать, Советская Родина дала Мусе путёвку в жизнь, на скрипке он играл с пяти лет и о нём говорили не иначе как о будущем виртуозе. А потом была война. Родителей эсесовцы убили на глазах Муси — детей немцы оставили «на потом» – так им было «интереснее». И пионер-герой Муся Пинкензон обратился с просьбой «сыграть перед смертью». Офицер милостиво разрешил. Муся заиграл «Интернационал». И люди обречённые на смерть — запели. И жизнь его кончилась. Или, только началась? Ведь у праведников нет ни сегодня, ни завтра — перед ними вечность. 

Какое нужно мужество и какая вера, чтобы совершить подобное?

Вот и давайте разбираться. Как и что у нас с пионерами-героями вышло. И почему советский героический эпос, он же и героическая советская пропаганда, день за днём и год за годом превратились в «ветхий завет»: «Было когда-то такое... Ну, давно было... Наверно, все они были герои... Точно не знаем...»

Мы ничего не знаем точно.

 Тем и пользуются наши «добрые друзья».

Чтобы не быть голословными, давайте-ка прямо сейчас откроем в википедии страничку Люды Герасименко, десятилетней пионерки из Минска, дочери известного подпольщика Назара Герасименко. В начале октября 1942-го немцы арестовали всю семью Герасименко. Три месяца пыток и допросов. Никто не сломался. Всех расстреляли. И Люсю... Она была связной, дежурной на конспиративной квартире, много всего знала. Не сказала ни единого слова. Страшно... Страшно даже думать о том, что делали с ней немцы. Казалось бы, в посмертии она заслужила высшие воинские почести и нашу благодарную память? Разве не так? Быть может, кому-то режут глаз и слух «все эти высокопарные» слова?

Напомню. Мы смотрим википедию, страничку пионера-героя Люси Герасименко. Где и читаем напротив места смерти: «Минск, Генеральный округ Белоруссия, Рейхскомиссариат Остланд». И ниже написано: «Страна — СССР». Понятно, что кругом у нас враги и это не форма речи. Понятно, что сволочей недобитых по всем углам, видимо-невидимо. Понятно... Но... Это уже совсем запредельный ад. Не так ли, братья и сёстры?

Думаете это единственный пример? «Закралась техническая ошибочка»? «Товарищ Сталин, всё будет исправлено в кратчайшие сроки»? При товарище Сталине и правда, исправили бы в кратчайшие сроки. 

Белорусский партизан, пионер-герой, одиннадцатилетний Тихон Баран. Мать немцы угнали в Германию, сестёр приютили соседи, отец Тихона, со старшими братьями ушёл в партизаны. Тихон был связным отряда — маленький, неприметный. В ночь на 22-ое января 1944-го немцы окружили родную деревню Тихона (и он попал в ту облаву), согнали всех жителей, деревню сожгли, 957 человек, включая и родных сестёр Тихона, расстреляли у него на глазах. Его оставили в живых и потребовали чтобы он провёл немцев через болота к партизанам. Тихон провёл — в непроходимую топь. И немцы его убили, когда поняли что им конец. Двести с лихом немцев, этих «удивительных сверх-людей», надёжно упокоились в болотах Белоруссии.

Но... На страничке Тихона в википедии, напротив места смерти, читаем: «Около деревни Байки, Рейхскомиссариат Остланд, нацистская Германия (ныне Пружанский район, Брестская область, Белоруссия). И тянется рука к дубине народной войны...

У вас не тянется? 

Крепкие нервы?

Владимир Щербацевич, четырнадцатилетний белорусский подпольщик, пионер-герой из группы Кирилла Ивановича Трусова, спасавшей командиров и политработников Красной Армии. Группу сдал предатель... Нашёлся один...

После адовых пыток, 26-го октября 1941-го, двенадцать подпольщиков, среди них Владимир Щербацевич и его мать, были повешены немцами в разных районах Минска, группами по трое (вечная «германская изобретательность»).  Просто для  сведения — «трудолюбивых немецких рук» на всех не хватало и казнь вершили каратели 2-го литовского батальона вспомогательной полицейской службы под командованием майора Антанаса Импулявичуса, даже и на плёнку снимали. Мрази прямоходящие. 

Так вот. Одну из этих фотографий, где подпольщики ещё живы и стоят в окружении «доблестных солдат вермахта», видим мы и в  википедии, а напротив места смерти, читаем «до боли знакомое»: «Минск, Генеральный округ Белоруссия, Рейхскомиссариат Остланд».

Думаете, это все примеры?

Перво-наперво — великие цивилизации, без эпоса существовать, длиться в истории не могут. Сие есть правило наижелезнейшее и номер один. Эпос всегда опирается на реальные факты, он от ветра и деревьев качающихся не растёт. Срок жизни Красной Империи был очень недолог, это если в целом. А, скажем, к середине тридцатых и вовсе исчислялся всего-то менее чем двумя десятилетиями. СССР был великой молодой страной которая если на кого и могла опереться, то только на собственных атлантов. И было сказано, было растворено в воздухе которым они дышали: «Нет ничего превыше Родины. Нет ничего превыше долга. Не единоличной жизнью своей, но общим делом — только так победим, только так сохраним Отечество!»

Поэтому атланты шли и побеждали. И поэтому когда про атлантов пишут, что место их смерти, их гибели героической — «Рейхскомиссариат Остланд» — наступает внутреннее остервенение. Озверелое. До предела.

К слову: Джемми Горячкина, Люся Герасименко, Муся Пинкензон, Тихон Баран, Владимир Щербацевич — государственных наград после смерти не обрели. Нет у них ни орденов ни медалей. О том и речь, очень немногих из тех детей-атлантов нашла награда. Но... Они живы. Живее многих, как бы эти слова кого не коробили, ведь не Лениным единым, но и им тоже — они в него верили. В Родину свою непобедимую верили. И в светлое будущее, которого так и не увидели, но в которое шагнули, чтобы остаться там уже навсегда.

В гости к богу не бывает опозданий...

Особенно, если дети...

Советский агтипроп не вытянул, не мог вытянуть рассказ о каждом. Да и те о ком рассказано было, со временем превратились в портреты в аллеях, а были — живыми людьми. Вот об этом — следующий текст. 

Разговор большой.

Так просто его не закончить.

Сергей Цветаев.