Названная в честь Фингер
Вероятно, не было среди художников русского авангарда другого человека с таким же непростым происхождением, как Вера Михайловна Ермолаева.
Ермолаева — это по отцу: отец — председатель земской управы в Петровском уезде Саратовской губернии; дед — участник войны 1812 года, род ведет историю от татарских помещиков на службе у первых Романовых.
По матери же — Унгерн-Унковская. И Унгерны, и Унковские — еще более древние дворянские роды; но если знаменитый по книгам Юзефовича и Пелевина барон Унгерн приходился художнице родственником все-таки довольно дальним, то председатель Санкт-Петербургской городской думы в 1908-1911 гг. Сергей Владимирович Унковский — судя по всему, ее родной дядя.
Что до отца, то Михаил Сергеевич Ермолаев политикой тоже интересовался, но официальной должностью не ограничивался. Покровительствовал народовольцам и дружил с сестрами Фигнер. Более того — дочку назвал, как раз, в честь старшей. С 1897 по 1901 издавал журнал «Жизнь — знаменитый, хоть и недолго просуществовавший легальный орган русского марксизма; тут печатались Ленин, Горький, Чехов, Бунин, да кто только ни печатался.
Вера родилась в 1893 году, через десять лет после своего старшего брата Константина Михайловича. Нам сегодня имя Константина Ермолаева ничего не говорит, но в сочинениях Ленина он не раз упоминается как товарищ Роман — впрочем, упоминается исключительно в полемическом контексте, потому что Константин «Роман» Ермолаев — один из лидеров меньшевиков, соратник Мартова и Бронштейна-Гарви. На Лондонском съезде 1907 года Ермолаев был избран кандидатом в ЦК РСДРП от меньшевиков, в 1912 г. был сослан царским правительством в Иркутск, а после Февраля вернулся в Петроград и был избран в состав ЦИК Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.
Одним словом, ясно, что Вера Михайловна росла в крайне наэлектризованной и политизированной атмосфере.
Ребенком она упала с лошади и сломала не то ногу, не то позвоночник, долго ходила с костылями, лечилась в Европе, куда в 1901 году от греха подальше уехала семья. После революции 1905 года семья вернулась в Петербург, где Вера поступила в гимназию кн. Оболенской, которую окончила в 1910-ом. Ну да, мир тесен: ту же гимназию двадцатью годами раньше окончила Надежда Константиновна Крупская, Вера училась здесь одновременно с дочками Столыпина, а в тот же год, когда Ермолаева гимназию окончила, в нее поступила Вера Слоним, которая еще через пятнадцать лет выйдет замуж за одного там молодого писателя и станет Верой Набоковой.
Что же до отца писателя, Владимира Дмитриевича Набокова, то 12 марта 1917 года в Михайловском театре он председательствует на митинге деятелей искусств, где присутствуют 1400 человек, выступают Горький, Маяковский, Мейерхольд, Зданевич, Пунин — разражается страшный скандал, левые художники выступают категорически против создания чего-то вроде министерства искусства в новом государстве и требуют созыва учредительного собрания деятелей искусств. Именно в противовес организованному Временным правительством Особому совещанию по делам искусств 21 марта содается федерация «Свобода искусству», при котором еще через несколько дней возникают сразу два художественных общества — «На революцию» и «Искусство.Революция» — причем Вера Ермолаева входит в состав бюро обеих обществ. (Кто там еще? Ну помимо упомянутых Маяковского и Мейерхольда — Шкловский, Брик, Татлин, Кузмин, много еще кто.)
К тому моменту 24-летняя Ермолаева успела поучиться в студии Берштейна и около года провести в Париже, где насмотрелась на всю самую современную живопись, она начинающий художник, есть интереснейшие ее масло и графика того времени, но не менее важно то, что она выросла в атмосфере политических споров, общественной деятельности — и в башне из слоновой кости она запираться явно не собирается.
«На революцию», «Искусство.Революция», воззвания, митинги, флаги и плакаты, рабочие демонстрации — потом, через пару месяцев, СДИ, Союз деятелей искусств, в который Ермолаева тоже входит. Никакого самоуправления художников не получилось, но годы были веселые. В голодном Петрограде 1918-го Ермолаева входит в артель «Сегодня», которая издает книги, в том числе с ее иллюстрациями: «Пионеры» Уолта Уитмена «Мышата» и «Сегодня» Натана Венгерова (будущего редактора «Ежа» и «Мурзилки»), проводит выставки и нечто вроде домашних спектаклей, которые называются «живыми журналами». В апреле 1919-ого по направлению отдела ИЗО Наркомпроса Ермолаева едет в Витебск, в только что организованную Шагалом школу преподавателем.
В ноябре в Витебск приедет Малевич, и для Ермолаевой начнется новая эпоха. Она работает над эскизами декораций и костюмов для постановки «Победы над Солнцем», преподает, учится и активно участвует в общественной жизни. Сначала в составе ПОСНОВИСа — «Последователей нового искусства», а потом УНОВИСа — «Утвердителей нового искусства».
В мастерской Ермолаевой изучают сезаннизм, кубизм и кубофутуризм; предполагается, что это необходимый шаг на пути к супрематизму. Малевич и Ермолаева явно находят общий язык; при этом, в отличие от того же Лисицкого, не говоря уж о Шагале, Ермолаева не пытается ни оспорить авторитет Малевича, ни строить свою собственную независимую школу.
Летом 1919-го к сестре приехал брат-меньшевик, уже больной тифом. Заболеть он успел то ли на территориях, занятых Колчаком, откуда чудом умудрился бежать, то ли уже в Петрограде, откуда приехал в Витебск отъедаться, — но так или иначе он не прожил и нескольких месяцев и умер на руках у сестры.
Весной 1920-го витебская школа будет преобразована в Витебские ГСХМ, и когда в июне Шагал уедет из Витебска, руководитель Отдела ИЗО Наркомпроса Штеренберг назначит Ермолаеву уполномоченной ГСХМ вместо Шагала. Помимо этого она избрана в ЦК УНОВИС — мы уже упоминали, что УНОВИС мыслил себя именно партией художников, на манер РСДРП, и да, «т. Ермолаева» тоже читает доклады, участвует в заседаниях, голосует за резолюции и вот это вот все.
Надо думать, Ермолаева проявила себя как хороший организатор и деятельный общественник. И дело не только в верности Малевичу или его личной симпатии к ней. Малевича уже не было в Витебске летом 1921-го, когда ВГСХМ были преобразованы в Витебский Художественно-практический институт и переподчинены местному Губпрофобру (что-то вроде РОНО) — но все-таки Ермолаева была назначена ректором нового вуза.
А что же Малевич? Малевич в Петрограде, и в августе 1922-го Ермолаева едет вслед за ним, как и многие другие его ученики. Причем если хоть что-то из коллекции музея витебской школы вообще оказалось спасено, то обязаны мы этим именно ей — перед отъездом Ермолаева написала запрос в Музей художественной культуры, и Петроградское управление научных и художественных учреждений дало ей полномочия на перевозку картин в Петроград.
В 1923 году Музей художественной культуры преобразуется в Государственный институт художественной культуры, ГИНХУК, Малевич становится его директором, а Ермолаева — руководителем лаборатории цвета.
В ГИНХУКе собрались едва ли не все ученики Малевича, большинство из них значительно младше Ермолаевой и именно что сформировались как художники под влиянием Учителя. Саму Ермолаеву даже с трудом можно назвать супрематисткой. Есть одна ее знаменитая супрематическая работа «Супрематический дизайн фасада здания» 1920 года (продана в 2018-ом на «Сотбис» за $351 тыс.), есть еще несколько супрематических эскизов и набросков, но куда больше — фигуративной графики и живописи.
Что ж, возможно для Малевича были ценны среди прочего как раз ее организаторские способности; вот она на знаменитой фотографии еще из Витебска, прямо рядом с Малевичем, среди других учеников — сразу понятно, кто тут готов сбежать пить пиво, а кто вот сейчас построит детишек и поведет их на обед.
После закрытия ГИНХУКА Ермолаева легко возвращается к фигуративной графике, к обычной работе художника, к книжным иллюстрациям, в основном, разумеется, детской книге. Кроме басен Крылова и собственных книжек-картинок («Собачки», «Кот Памфил»), она оформляет книги Хармса («Иван Иваныч Самовар»), Введенского («Много зверей», «Рыбаки»), Заболоцкого («Восток в огне»), а еще Асеева, Шварца и многих других. Рисует для журналов «Чиж» и «Еж». В 1933-ем ее старый знакомый Натан Венгров при содействии Горького организует Государственное издательство детской литературы, знаменитый Детгиз, и Ермолаева переходит на работу в него.
От Малевича Ермолаева отошла, однако привычка что-нибудь организовывать — штука посильнее «Фауста» Гете: в 1929-ом она основывает Группу живописно-пластического реализма. Группа — Стерлигов, Юдин, Суетин, Казанская, Лепорская, Коган и др. — собирается у нее дома, устраивает выставки и обсуждения.
Что произошло потом — по большому счету, не вполне понятно до сих пор.
Совершенно точно одно: 1 декабря 1934-го безработный член ВКП(б) Леонид Николаев в коридоре Смольного застрелил Кирова. Все остальное — все еще территория мифов, догадок и идеологических спекуляций.
Вопреки распространенному мифу, Николаев, вероятнее всего, действовал один, без всякой организации, просто как фанатик-одиночка. Но страна была перегрета и уже готова к новому витку гражданской войны. Громкое политическое убийство сорвало ее с петель. Заработали механизмы борьбы за власть и противостояния группировок.
Похоже, что кружок Ермолаевой пал жертвой этой борьбы и этого противостояния. 25 декабря была арестована и сама Ермолаева, и ее ученица Мария Казанская, и соратница по УНОВИСу Нина Коган, и художники Владимир Стерлигов, Лев Гальперин и Константин Рождественский.
Что там произошло? Правда ли, что советская власть тупо ненавидела всех художников авангарда и старалась от них избавиться? Но почему тогда были отпущены и Казанская, и Коган? Почему Стерлигов провел в лагере полтора года и был отпущен, а Ермолаева — расстреляна в том же лагере в 1937 году? Дворянское происхождение? Но ее друг и еще один ученик Малевича Суетин оставался художественным руководителем ЛФЗ до самой смерти в 1954-ом, хотя тоже был дворянин. Вопросов тут куда больше, чем ответов.
Думается, в обстановке 1934 года особенное значение могло иметь то, что ее брат был не кто-нибудь, а тот самый товарищ «Роман», соратник Мартова и Бронштейна, от которых один шаг до Троцкого и еще пол-шага — до Каменева с Зиновьевым. Но и это, в общем, не более чем догадка.
Увы, до тех пор, пока архивные документы по этому делу не изучены, мы так толком и не узнаем, что именно произошло.
Вера Фигнер, в честь которой председатель земской управы Ермолаев когда-то назвал дочь, умрет в Москве в 1942 году от пневмонии в возрасте 89 лет.
Вадим Левенталь.
