Красные богоборцы
В октябре 17-го в России рвануло, и крепко. Детонацию ощущаем всем обществом до сих пор. Страна величайшего духовного подвига во дни ратные, страна избавившая мир от Наполеона — «чудовища, составлявшего бедствие половины мира», страна богоносного духа и веры положенных в само основание существования своего — в одночасье отвернулась от следования промыслу божьему и пошла своим странным путём.
Случилась Октябрьская революция, обозначившая православную церковь (впрочем, как и все остальные конфессии) не только как нежелательный элемент ландшафта нового странового устройства, но и как одного из злейших, а быть может и злейшего врага нового времени, новой жизни.
Примечательно — среди большевиков, собственно и занявшихся обустройством России на свой лад, было немалое число людей с начальным, а то и семинаристским образованием. Произошло, таким образом, немыслимое — те, кто воспитывался в более или менее духовной среде, изучал Закон Божий и разумел в церковном пении — открыто выступили против Творца и принялись физически истреблять Церковь как факт — уничтожая священников, снося храмы и церкви, отдавая на публичное поругание православные святыни, мощи, древнюю утварь, иконы.
Иконы жгли на кострах.
К этому привлекали пионеров.
Походная жизнь, всяческие «полезные» навыки...
Советская власть на острие атаки, как и в следствие недостаточности средств, так и по причине простоты подхода к «простому народу», поместила плакат. Да, были и агит-поезда и агит-пароходы, были революционные театры и революционные митинги, но дотянутся до каждого глаза, до каждого из будущих новых людей, мог только плакат — висел он везде и глаз мозолил, что тебе соль на рану.
Дабы лучше понять (хоть это и невозможно) необъяснимый феномен всеохватного богоборчества в революционной России, обратимся к живой истории, к описанию славного пути отдельно взятого человека — Александра Петровича Апсита (Апситис), родившегося в 1880-ом году в Риге, в семье кузнеца. Он учился, а позже и проживал в Петербурге и Москве, был известнейшим художником (в том числе работал по заказам книгоиздателей Сытина и Ступина), книжным иллюстратором (великолепные работы) произведений Толстого, Чехова, Лескова, активнейшим участником литературно-художественного кружка «Среда» и прочая, прочая...
Апсит создал серию совершенно очаровательных рождественских и пасхальных открыток для товарищества «А.И. Абрикосова и сыновей», с началом Первой Мировой активно рисовал патриотические открытки и плакаты во славу русского воинства, на историко-героические сюжеты прошлого, вне всякого сомнения прославляя и русское оружие и веру Христову то оружие осенявшую.
И вдруг.
В 1917-ом взял, да и перековался — может и от того что рождён был в семье кузнеца?
Факт необъяснимый — перу и кисти Апсита принадлежат самые первые революционные, антирелигиозные и антиимперские плакаты — каждый из них железно подходит под определение «один выстрел — два трупа». Правда, здесь «трупов» с одного выстрела было явно больше.
Первый из двух ярчайших — «Царь, поп и богач» (второе название «Мщенье царям»). Год 1918-ый. Вся сила накопленного опыта, всё буйство необузданной творческой энергии, оно здесь, в этом эпическом полотне. Злобный, в облике римского кесаря, капиталист — с окровавленным мечом и кнутом, словно из «Золотого петушка» царь — из ума подвыживший, толи угнетённый мыслью злобной, и хитрованский «денежка счёт любит» митрополит — не проскользни меж рук копейка.
Вся «святая» троица воздвигается на чудовищных размеров помосте, он же и носилки, которые прут на себе люди-бурлаки-крестьяне, умирающие на месте от голода, болезней и просто так. Окрест, всё завалено трупами-черепами, по небу шерстит вороньё.
И это не к тому, что правда, а что нет. Это к тому, в каких «ботинках» ходил автор произведения раньше. Как хотите, так и понимайте.
Второй из двух ярчайших — «Интернационал». Год 1919-ый. Апофеоз дум и раздумий о жизни новой (чуть было не написал «о жизни вечной»). Объединённые пролетарии всех стран повергают пирамиду египетскую, некий мощный монумент на котором угнездилось ну совершенно отвратительного вида чудовище с зелёными бельмами за место глаз, видом сходное с драконом и Минотавром, увенчанное рогами и короной из множества церковных куполов, яростно давящее лапами, хвостом и ещё чем может — простых людей, тех самых пролетариев, что пришли его удавить насмерть и заодно разворотить до основания постамент.
И вдруг.
В конце 1919-го Апсит взял, да и перековался (успев создать целую батарею революционной мощнейшей графики — вот не шучу) — исчез из Москвы под влиянием новостей об успехах армии Деникина в деле разгрома большевиков и наступлении деникинцев чуть ли не на Москву.
Всплыл в 1921-в Риге, где и работал по призванию, впрочем, прежних высот уже никогда не достигнув. С 1939-го года жил в нацистской Германии, там же и умер в 1944-ом. Выводы делайте, пожалуйста, сами. Парадокс, он и есть парадокс. И, вот ещё что — Апсит бежал от Деникина, полагаю, шестым чувством, селезёнкой ощущая смертельную ( но, нереализовавшуюся опасность) — Деникин знал толк в пропаганде, листовки белого движения цензурировал и редактировал лично и даже отдал приказ раскидывать оные с самолётов на головы красноармейцев и комиссаров. Он бы с Апситом живо посчитался на «раз-два».
Чёрт его знает.
Что за жизнь была такая.
Всмотритесь в плакаты Апсита Александра Петровича. Всмотритесь и поймите — такое рисовать, это надо в такое верить. Тут нет фальши. Тут всё — как в мифах древних. Оттого и вывод — сложен человек до невозможности. И судить его... Лучше всего Отцу небесному.
В 1921-ом дело борьбы с Богом поставили на промышленные рельсы — при подотделе пропаганды Агитпропотдела ЦК РКП(б) (вот как надо конторы называть — чтоб зубы ломило) была создана единая Антицерковная комиссия, так прям и сформулировали: «Для координации сил антирелигиозной борьбы». Брошены на борьбу были силы значительные, сами судите — Агитпроп, Московский комитет РКП(б), VIII ликвидационный отдел Народного комиссариата юстиции, ЦК РКСМ, а также Народный комиссариат просвещения и само ГПУ.
А Сталин Иосиф Виссарионович духовную Тифлисскую семинарию окончил.
Может, и без отличия, а всё ж таки.
С Лениным-Ульяновым дело другое — он по части Закона Божьего всегда был противник. Так что это при его ещё жизни, с декабря 1922-го стала издаваться центральная советская еженедельная газета «Безбожник» и уж чего там только не было — кладезь и для верующих и для неверующих и для убеждённых атеистов. Полюбопытствуйте на досуге сами, иначе текст мой превратится в монографию.
В 1925-ом на основе Общества друзей вышеозначенной газеты «Безбожник» (а как же, фанатское движение — дело святое) была основана и успешно себе жила аж до 1947-го массовая общественная организация «Союз воинствующих безбожников» во главе с человеком трудной, но интересной судьбы, Емельяном Ярославским. Очень он хотел иметь собственное дело, личный «свечной заводик». Его, наверное, поэтому «советским попом» называли — якобы за ярость в проповедях, а ещё называли «сталинской ищейкой Ярославкой», но, это от зависти — завистливы человеки сверх всякой меры...
В 1931-ом был снесён, пожалуй, как главный символ эпохи богоборчества, Храм Христа Спасителя.
Плакатов становилось всё больше. Писать об этом не интересно. А были такие ещё всякие журналы — «Безбожный Крокодил», «Деревенский безбожник». Всякие творческие объединения — тот же ленинградский «Боевой карандаш» — он появился в 1939-ом.
А потом началась война.
Великая Отечественная.
Мы же помним священников с орденами и медалями — кто фотографии с Парада Победы в Москве отменит? Мы же помним как сдавали священники, добровольно, по зову сердца — злато-серебро, всё что осталось — на танки и самолёты «Христову красному воинству». Мы же помним уцелевшие в бурю революции и уже немцами, с остервенением страшным и стылым, разрушенные, поруганные церквушки да колоколенки...
А ещё потом пришла к нам Победа.
И зажили все мы по новому снова...
Давайте пару плакатов «Боевого карандаша» глянем.
Всё одно в избе-читальне собрались.
Как оно там, на идейно-атеистическом фронте в годы послевоенные, в годы космические было заведено.
Плакат «На седьмом небе», год 1959-ый, художник-карикатурист Матвей Мазрухо (фронтовик, ленинградец — награды, ранения). Что наблюдаем? Красную космическую ракету! Которая, и тут дело ясное, проносясь сквозь-мимо облака, сбивает как бы и отца небесного и ангелов его с трубами да арфами и те, кто как с облаков не пойми куда валяться с лицами изумлёнными до крайности.
И стих прилагается!
Мы покорили небеса
Развеяв сказки вздорные!
И если там есть чудеса,
То только рукотворные.
Вы это серьёзно?
Ну...
Плакат «В святых шорах», год 1962-ой, художник-карикатурист Владислав Кюннап (фронтовик, ленинградец — ранения, награды). А здесь что наблюдаем? Некое субтильное существо мужеского рода, в белой посконной рубахе, в портах в сапоги заправленных, словно мерин безвольный (голова с двух сторон охвачена шорами Евангелия книгопечатного) идёт незнамо куда под руки подхваченный старухой в чёрном и ещё каким-то толоконным лысым лбом. Глаза закатил, крест на пузике, вот сей же час, гляди, преставится. А по сторонам-то, по сторонам! И тебе театры, и тебе кино с музеями, Культуры дом!
Вы это серьёзно?
Это вот всё серьёзно?
Подвыродилось искусство плакатное на ниве борьбы с Творцом. Нет былого накала, нет и былой веры. В силу плакатного слова. Выходит, выдохлись? Выходит, поверили, но в другое?
Именно!
Поверили, но в другое.
И потому ещё один чрезвычайно знаковый, чрезвычайно мощный (по своему) и строго антирелигиозный плакат — «Бога нет!», год 1975-ый. Автор — Меньшиков Владимир Михайлович, плакатист и художник «Боевого карандаша», большой мастер, если по честному, и большой поклонник Анри Матисса, а значит и свободной линии рисунка. Меньшиков даже создал цикл гравюр с медной доски как дань поклонения мэтру. Талантливый, без всяких купюр, человек.
Так что там с «Бога нет!»?
Слушайте, весёлая, не то новогодняя, не то ещё что — открытка с Юрием Алексеевичем, нашим, Гагариным. В русском лубочном стиле, в стиле света и добра. Буквально. Улыбающийся Гагарин в межзвёздном, как в мультике, пространстве. Ракета, почти игрушечная, рядом. Снизу — купола церквей, мечеть опять же имеется — как-то все культовые строения немного вправо повело, правые, значит, уклонисты. Гагарин весел, мил, в комбезе оранжево-красном, рука в перчатке сложена лодочкой-козырьком — смотрит наш герой вдаль, а Бога и нету. Нигде.
Нету нигде.
И Гагарина нету — восемь лет как, на тот момент.
Но он — есть. Да и Бог — тоже.
Это такая шутка. Мы в такое никогда по настоящему и не верили.
Война же была. Там на войне такое бывало...
*****
VIII Пленум ЦК ВЛКСМ, Москва, 27-ое декабря 1965-го. Снежинки в воздухе, настроение праздника, народ с ёлками под мышкой, с коробками новогодних игрушек спешит по своим делам. Шампанское в сумках-авоськах торчит, где и мандарины мелькнут — не война же — отстояли мир всем миром.
С трибуны пленума выступает Юрий Алексеевич Гагарин. На повестке вопрос понятный и предсказуемый: «О работе Белорусской республиканской и Ивановской областной комсомольских организаций по воспитанию молодежи на революционных, боевых и трудовых традициях советского народа». И ещё о том, что угасает (страшно и сказать) советский патриотизм, двадцать лет прошло со дня Победы и нет былого накала...
Гагарин, ведь знаем, речи готовил сам — корпел, писал, такой был — дотошный. Вот говорит залу: «Внимание к военно-патриотическому воспитанию ослабло. Дело не в снижении авторитета Армии, а в том, что идут люди, не видевшие войны» (а «Белорусский вокзал» только через шесть лет снимут-покажут).
И ещё потом, после разумных выводов о необходимости менять ситуацию в корне, не поверхностно тряпочкой по бюстикам, Юрий Алексеевич произносит совсем уже в полной тишине зала: «На мой взгляд, мы еще недостаточно воспитываем уважение к героическому прошлому, зачастую не думаем о сохранении памятников. В Москве была снята и не восстановлена Триумфальная арка 1812 года, был разрушен храм Христа Спасителя, построенный на деньги, собранные по всей стране в честь победы над Наполеоном. Неужели название этого памятника затмило его патриотическую сущность?»
И зал взрывается аплодисментами.
Гагарин.
Чего вы хотите.
Он с детства самого никогда не дрейфил. Немцы родное Клушино оккупировали, Гагариных из дому выгнали, они и жили в землянке. Старшего брата и сестру, Валентина и Зою, угнали в неметчину, а младшего, Борьку, Гагарин Юра от смерти спас. Немец (Гагарин ему кличку «Чёрт» приклеил) Борьку повесил. На шарфе. На дереве. Ну, а что ходит, под ногами путается?
Боря ещё хрипел. Юрка успел. С разбегу врезал Чёрту головой в живот, вытащил брата из петли и оба тю-тю... Юрку немцы искали. Он месяц по чужим людям прятался, а потом... А потом наши пришли.
По молодости Гагарин, чтоб своих (заводилой был, всегда ходил с ножом) на своей улице перед хулиганами отстоять (это он уже в Люберецком ремесленном № 10 учился) на спор с вожаком хулиганов - на колокольню полез. Главный обделался, вниз сполз под улюлюканье обеих команд, Юрка доверху добрался, спустился спокойненько и более к его пацанам ни у кого вопросов не имелось.
Так чего он после колокольни на храм Христа Спасителя полез? Какого ему нужно было? А такого — читал всю жизнь запоем, историю знал прилично. На тридцатилетие выбрался в Троице-Сергиеву Лавру (Валентин Петров из центра подготовки космонавтов с ним был), увидел там макет Христа Спасителя, спросил: «А это где ж у нас такое?» Услышал ответ. Замолчал. А ведь он, Гагарин, войной 1812-го года, можно сказать болел — столько по ней всего перелопатил — везде где только мог, дочкам постоянно рассказывал.
Дочки у него. Две. Достойнейшие. Елена — генеральный директор музея-заповедника «Московский Кремль», кандидат искусствоведения. Галина — профессор Плехановки, доктор экономических наук.
Вот они там, это я опять про Пленум Комсомола, Брежневу звонили-наяривали: «Лёня! Дорогой! Тут этот, первый наш, такое учудил, такое!!!...» Но, вы же дорогого Леонида Ильича знаете: «Так что с того? Русский человек. Всё правильно сказал. Завтра второй день Пленума этого вашего (продыху от вас нет, комсомольцев), вот и скажете там — денег на храм нет, стройки и прочее, арку вернём в лучшем виде. И всё. Гагарину привет от меня сердечный!»
Арку вернули.
Брежнев может и не совсем так сказал.
Главное же что — верить.
И на фронте тоже было — главное верить. Кто веру терял, кто вроде как к обыденности фронтовой «привыкал», того чаще смерть находила... Вера, она как пламень внутри — нельзя дать ветрам да непогодам задуть-загасить... Там, похоже, на фронте, корабль и дал разворот от «новой жизни» к новой жизни. Но, велика махина — инерция. А плакаты... Ну, что плакаты-то?
*****
Бывало, что и заговаривали бабки деревенские бойцов. И работало. От пули, от смерти шальной — заговаривали. Только было всегда условие — ежели вернулся целый, вот падай на колени-брюхо и вкруг храма (а хоть какого — любой что рядом есть-остался, пусть и разбитый-закрытый) трижды ползи. Бог не жадный, а счёт любит. Не деньгами — верой берёт.
А плакаты, при том, про Бога которого нет — везде висели. И в столовой, и на строительном участке, и в заводоуправлении. И в красном ленинском уголке. Что, что, а вера нас никогда не оставляла. Когда во что верили, это дело другое.
Или вот, такая и посейчас ходит легенда — будто бы Илия, митрополит Гор Ливанских, как немец на СССР напал, три дня и три ночи молился в пещере и криком просил Богородицу дать знамение, уберечь Россию. И сошла Матерь Божья в огненном столпе и реклá: «Все храмы открыть для богослужения, священников вернуть в церкви, ни при каких обстоятельствах не сдавать трёх городов — стольного града (Москва), града царя (Ленинград-Санкт-Петербург) и града царицы (Царицын-Сталинград). Все три города обнести Казанской иконой Божьей Матери и враг не сможет преступить их границы, иконе Казанской быть впереди наступающих воинств Христовых и будет России дарована Победа...»
И Илия написал Сталину и так всё и было исполнено и три города облетели на самолёте с Казанской иконой чудотворной и был враг рода человеческого посрамлён и в геенну огненную низвергнут.
Было такое?
Не было?
По мне — так и было — даже если и не было. Сколько народу в те страшные дни, годы, возносили свои молитвы — кто как умел, кто как себе мог и представлял. Ведь и на самолётах в мыслях облетали, и на руках в мыслях несли — чудотворные иконы, боевые знамёна...
Всякий раз смотря на богоборческие плакаты той, давно ушедшей эпохи, помните — всё что было завоёвано, потеряно и после вновь возвращено — достигалось внутренней верой, напряжением всех сил — и духовных и телесных.
Парадокс, братья и сёстры. Так ведь в своём обращении назвал нас Сталин. Парадокс. Нет ему ни объяснения, ни осмысления разумом.
Именем божьим богоборцы — и низвергнули дома и наместников его, именем же божьим — и воздвигнули вновь.
А ещё был у нас журнал «Наука и религия». Тоже богоборческий, значит. Верующие по большей части оттуда сведения полезные и черпали. Что на такое скажете?
Понимаете, какое дело — при всей ярости к духовенству в первые послереволюционные годы, при всех гонениях и репрессиях обрушившихся на православие старой, царской России, сохранялось в людях устойчивое «это понарошку». Вы не думайте — нет в словах моих юродства. Оно вот копилось, копилось веками — обиды, слова комком в горле, «за бар стоите, а нам помирай...», «нет правды, неча и искать...» Потом рвануло разом, и крепко. Как в пьяном угаре, кто там да что утром помнит, а зло сотворилось и беда в дверь распахнутую вошла...
Тайна сия, да пребудет вечно.
Нам — дальше жить.
И верить.
Сергей Цветаев